«Ну вот, опять двадцать пять, – подумал я. – Придется теперь и Зворыкину рассказывать о нашем иновременном происхождении. А как иначе объяснить наши знания? И что он скажет, увидев наши ноутбуки и планшеты? Ведь Владимир Козьмич умный человек и сразу поймет, что это изобретения из совсем другого мира. Да и врать ему не хочется – как говорят: маленькая ложь рождает большое недоверие».
Я вздохнул и покосился на Зворыкина. Тот не сводил с меня глаз. Ну что ж, будем признаваться…
– Владимир Козьмич, вы в общем-то правы. То, что вы вместе с Борисом Львовичем Розингом пытаетесь сделать, уже существует. Только не здесь, а там, где телевидение стало обыденной вещью.
– То есть вы, Александр Васильевич… – от волнения Зворыкин вскочил со стула, – вы из будущего?!
– Именно так, Владимир Козьмич, именно так, – и жестом предложил Зворыкину снова присесть. – Скажу прямо, как и благодаря чему я со своими товарищами попал в 1917 год – неизвестно. Но факт имеет место быть – целая эскадра и тысячи людей мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, перенеслись из двадцать первого века в век двадцатый.
– Теперь мне многое стало понятно, – задумчиво произнес Зворыкин. – Разгром германцев у Моонзунда, эти странные летательные аппараты… Скажите, Александр Васильевич, а какой в вашем будущем политический строй? Монархия или республика? И удержались ли большевики у власти?
Я помялся. Длительная политинформация не входила в мои планы. По опыту введения в курс дела здешних хроноаборигенов я сделал один вывод – надо делать все это постепенно, без вываливания на собеседника вороха трудноперевариваемой им информации. Бывали, конечно, случаи, когда нужно действовать шоковым методом, но такое происходило нечасто.
– Владимир Козьмич, – сказал я, – давайте поговорим о вашей будущей работе. Ведь в нашей истории именно вы стали основоположником практического телевидения. Правда, осуществили все это вы не в России, а в Америке, куда уехали из-за начавшейся в нашей стране Гражданской войны. Да и возможности заниматься наукой у вас здесь не было…
– Понимаю, – задумчиво произнес Зворыкин, кивнув головой, – сказать по правде, у меня появлялись мысли покинуть Россию, ну хотя бы на время. Только в Париж, к Полю Ланжевену в Коллеж де Франс я не поеду. Вы ведь знаете – что сейчас творится в Париже?
Я знал. Фотографии, которые мы получили от наших агентов из Парижа, запечатлели почти полностью разрушенный город. Противоборствующие стороны не жалели там ни себя, ни прекрасной архитектуры города. В общем, что-то вроде неядерной Хиросимы.
– Александр Васильевич, – сказал Зворыкин, – мне хочется поработать над тем, что вы называете телевидением, в России. Если новая власть большевиков поможет мне и моему коллеге Борису Львовичу Розингу осуществить наши планы, то никуда я не поеду. Эх, если бы вы знали – как хотелось бы мне своими глазами увидеть вашу жизнь в России будущего! Вы мне расскажете о том, что произошло с нашей страной в вашей истории?
– Расскажу, Владимир Козьмич, обязательно расскажу. А пока я познакомлю вас с одним нашим прибором. И называется он ноутбуком.
Я подошел к сейфу, щелкнул ключом и достал оттуда обитый кожей чемоданчик, в котором лежал прибор из XXI века…
Еще с лета, после разгрома вторгшихся в Забайкалье без объявления войны японских частей, местом временной дислокации нашей бригады стал Харбин. Ничего китайского в этом городе на тот момент не было. Поскольку, как и вся так называемая полоса отчуждения, Харбин находился в юрисдикции КВЖД и помимо китайской имел русскую полицию и администрацию. До середины июля прошлого года самым главным здесь был генерал-лейтенант Хорват.
Наши местные революционеры считают, что он великий коррупционер и редкая контра, но, на мой взгляд, коррупционер он так себе – берет строго по чину. До по-настоящему брутальных парней ему очень далеко, к тому же ворует господин Хорват с прибылей, а не с убытков, как наши «реформаторы» девяностых.