Но дело тут даже не в его «генеральстве», дело в том, что Эмилиано Сапата – это ключевой революционный лидер на юге и в центре Мексики, и если его убьют, то на мексиканской революции можно будет ставить жирный крест.
– А его должны убить? – спросил Каретник. – Ну, если так, тогда понятно…
– Нет, Семен, – покачал головой Османов, – ты не прав. Дело тут даже не в защите жизни конкретного человека, крайне необходимого для мировой революции. Эта задача, конечно, важная, но, можно сказать, побочная. Основная задача – помочь Вилье, Сапате, а также всем мексиканским революционерам объединиться и свергнуть иго помещиков и капиталистов. Ведь в чем основная слабость крестьянских повстанческих армий? Дело в том, что вступившие в них крестьяне желают воевать только в пределах своей округи и неохотно уходят далеко от дома. А если даже их и удается уговорить отправиться в дальний поход, то при первой же возможности они бросают позиции и возвращаются домой.
Если такое становится нормой, то с революцией можно прощаться, ибо регулярные или наемные контрреволюционные армии не имеют такого недостатка. Они способны концентрировать силы нескольких своих подразделений против одного революционного. А в случае, если они и потерпят неудачу, то тут же отступят туда, где их никто не будет преследовать. Одним словом, если не вмешаться в происходящее, то мексиканская революция обречена на поражение, как обречены на него все крестьянские повстанческие войны, одной из которых она, по сути, и является.
– Так значит, – задумчиво произнес Каретник, – если бы мы не приняли ваше предложение, а подняли бы хлопцев за анархию, то большевики с нами поступили бы так же?
– Это я сказал к тому, – ответил Османов, – что регулярные армии всегда имеют преимущество перед крестьянскими ополчениями. Так было испокон веков – еще со средневековой Жакерии и крестьянских войн в Германии.
Каретник, набычившись, посмотрел на Османова, но Нестор Махно только махнул рукой.
– Да ладно вам, Мехмед Ибрагимович, – вздохнул он, – да и ты, Семен, тоже уймись. Не поднимутся сейчас хлопцы, что хочешь ты делай, и все тут. Выбрал селянин советскую власть, как говорится, в исполнении большевиков, и прикипел к ней душой. Вот считай: землю товарищ Сталин селянину дал? Дал. Продразверстку божеским налогом заменил? Заменил. Солдат с фронта вернул? Вернул. Какое тут селянину «подняться». Тут только успевай по хозяйству поворачиваться, не до бунтов тут. Ну, разве уж встанут кто-то, головы забубенные, так они и так вместе с нами едут в эту Мексику наводить революционный порядок. Поэтому хватит на эту тему, и давай, товарищ Османов, расскажи нам лучше, как там в Мексике решается женский вопрос? Какие их дивчины из себя, какое они обращение любят? Хлопцы просили об этом разузнать подробней.
До чего же богата земля наша талантами. И сколько этих самых талантов оказались за пределами России из-за Гражданской войны! Но в этом варианте истории полномасштабной войны вроде не намечается, и потому люди, которые должны будут в недалеком будущем стать гордостью нашего Отечества, останутся дома.
С одним из таких ученых, изобретателем телевидения Владимиром Козьмичем Зворыкиным, я сейчас сижу в моем кабинете и за чашкой чая степенно беседую о перспективах создания нового источника информации. Его учитель и соавтор в изобретении телевидения Борис Львович Розинг в настоящее время находится в Екатеринодаре, где занят нужным и полезным делом – созданием Кубанского государственного технологического университета. Мы решили его пока не трогать, а после того, как он закончит все свои дела на Кубани, вызвать в Петроград.
Между прочим, именно Розинг 9 мая 1911 года в своей лаборатории добился приема с помощью сконструированного им кинескопа изображения простейших фигур. Это была первая в мире телевизионная передача.
Зворыкин вместе с Розингом участвовал в проведении тех опытов, и в нашей истории после эмиграции в США создал-таки, хотя и примитивное, но телевидение. Кстати, и в военной области он отметился – Зворыкин работал над приборами ночного видения и авиабомбами с телевизионным наведением. И хотя для нас, людей из будущего, это было в прошедшем времени, такой талант, как Владимир Козьмич, будет весьма полезен.
Поначалу Зворыкин дичился, отвечал на мои вопросы односложно, словом, всем видом показывал, что он не горит желанием служить новой власти. И его можно было понять. Сын купца 1-й гильдии из Мурома, он в одночасье лишился всего. Местный совдеп наломал немало дров – отобрал в свою собственность дом Зворыкиных, конфисковал у его дяди кровных рысаков-производителей «на нужды революции». Отец Владимира Козьмича не выдержал всего происходящего и умер. Дядя Иван после того, как расстался со своими конями, наложил на себя руки. Тетушку Марию убили какие-то бандиты, позарившиеся на ее коллекцию икон. Да и самого Зворыкина, который был офицером царской армии, едва не пристрелили пьяные дезертиры.
Я попытался наладить контакт с Владимиром Козьмичем, заведя разговор о будущем изобретения Бориса Львовича Розинга. Поняв, что я разбираюсь в радиотехнике (ой зря он так подумал, ой зря!), Зворыкин постепенно оттаял и стал рассказывать о своих научных планах. Потом, видимо вспомнив о том, что сейчас происходит в России, тяжело вздохнул и сказал:
– Эх, Александр Васильевич, наверное, обо всем этом следует забыть. Кому сейчас нужны эти живые картинки? Люди думают о другом. Да и денег у новой власти вряд ли найдется…
– Владимир Козьмич, – ответил я, – тут вы не правы. Новая власть заботится об изобретателях, и для их работы готова изыскать необходимые средства и материалы. В частности, я хочу предложить вам создать группу, которая занялась бы работой над приемом и передачей изображения на расстоянии. Поверьте мне, за этим изобретением большое будущее. Ведь зрительное восприятие дает наибольший эффект. Можно прочитать о чем-либо в газете и увидеть фото. Можно просмотреть это же в синематографе, если удастся заснять все это. Но если у каждого в доме будет находиться прибор, который покажет свежую новость с соответствующим комментарием, то человек ощутит себя сопричастным ко всему происходящему в стране и мире. Не так ли?
– Ну вы, Александр Васильевич, и фантазер, – усмехнулся Зворыкин. – Я даже не могу представить себе подобные приборы. Хотя… – он неожиданно стал серьезным, – радиосвязь тоже не так давно казалась фантастикой. А сейчас можно с помощью мощного передатчика и высокой антенны связаться с другой радиостанцией, находящейся на удалении сотен верст от этого передатчика. Знаете, Александр Васильевич, – Зворыкин посмотрел мне прямо в глаза, – вот вы сейчас говорите со мной, а мне кажется, что вы своими глазами уже видели эти самые приборы, о которых вы только что рассказывали мне. Или я ошибаюсь?