Воображение настолько сильно захватило префекта, что он не сразу заметил, как его каменный корабль покрылся паутиной трещин. Разломы распространялись по монолитному острову с такой скоростью, что через несколько мгновений самым крупным участком, не тронутым внезапным разрушением, оставался кусок черепицы, на которой стоял маг. Оглушительный треск исходил из глубины острова, а кроме того, оттуда сквозь разломы начал вырываться ослепительный белый свет. Ещё мгновение, и яростный рёв Дэрлинга потонул в грохоте взрыва, разорвавшего Нимфизалию на миллиарды мельчайших осколков.
На месте последнего падения острова остался только светящийся шар, отбрасывающий лучи во все стороны. Его свет постепенно стал слабее и обернулся сиянием, поднявшимся над сидящими в глубокой воронке людьми. Вскоре оно начало втягивать длинные лучи, и Арсений с Хельгой увидели огромное лицо Ялиоль, показавшееся из сияния. Её голова была окружена шестью крыльями, как у Матери рода, но, в отличие от Женевьевы, воплощение живого света, пробудившееся от поцелуя, не имело ни тела, ни конечностей. Юноша замер, глядя на порхающую над ним крылатую голову размером с него самого, излучающую белый и золотистый свет.
Ялиоль окинула печальным взором крылья, и безмолвный стон сорвался с её губ.
– Вот и сбылось предначертанное, – мысленно произнесла она, – ничего нельзя изменить…
Страх и обречённость, охватившие дочь Таласа, вдруг растворились в необычайной лёгкости и теплоте, разливающейся по щекам. Она не только не чувствовала своих ног и тяжести тела, поднятого над землёй, но и появившихся крыльев. Однако возникшая на миг лёгкость тоже исчезла вслед за последними ощущениями, покинувшими её.
– В моей жизни больше нет места мечтам, надеждам и наивным фантазиям… Нет самой жизни. Меня больше нет, – заключила она. – Вот и наступил настоящий момент использовать советы учителей приюта, чтобы не сойти с ума… Для начала я должна перестать сожалеть о произошедшем и о том, чего уже никогда не случится. Мне необходимо перестать жалеть себя…
Ялиоль удалось вернуть самообладание, и тогда она осознала, что рядом находится человек, чьи мечты, надежды и наивные фантазии также разрушились, едва он увидел, кем стала его возлюбленная.
– Арсений, Мать рода была права, – обрела дар речи Ялиоль, – именно от этого она старалась уберечь. Но если бы я не узнала правду – мы погибли бы!
– Ты прекрасна! – ошеломлённо проговорил Арсений.
Его глаза манили глубиной ночного неба, но дотронуться до него Ялиоль уже не смела.
– Ты прекрасна в любом образе, – продолжал юноша, – будь то Лакримон, Изома или сейчас…
– Возможно, однако я не верну себе человеческий облик, лишь передвинув пряжку! Её просто нет…
– Мы найдём выход! – протянул к ней руку юноша. – Я клянусь тебе!
Ялиоль приблизилась, и он смог коснуться её щеки, а вернее, только почувствовать тепло, исходившее от лица, сотканного из оттенков света. Произошло то, чего он так боялся. Арсений отрицал наличие судьбы, потому что не хотел верить в неизбежность. Ещё недавно он страдал оттого, что не может поцеловать любимую, но сейчас это казалось таким незначительным. Сейчас он уже не мог её даже прижать к своему сердцу! Из глаз Арсения покатились слёзы.
– Я сделаю всё, чтобы мы вновь могли прикоснуться друг к другу, – прошептал юноша.
– Я знаю, – улыбнулась Ялиоль.
Лёгкие взмахи сияющих крыльев овеивали Арсения теплотой, взлохмачивали вьющиеся пряди волос, но не касались их.
– Твой поцелуй был прекрасен! Я люблю тебя! – воскликнул Арсений.
Сердце юноши готово было разорваться от горя. Элтор прожил много веков, испытал на себе власть соблазнов и пленительный зов искушений, но ещё никогда его сущность не была всецело поглощена прекрасным человеческим чувством. Лишь открыв для себя силу любви, он осознал незначительность стремления просто быть человеком.
Быть человеком и не любить для него стало равносильно трате дара жизни впустую. Элтор так желал свободы от рабства в пантеоне Архиса, что и представить себе не мог, как однажды будет наслаждаться пленом любви! Он не стремился понять, как можно любить и быть одновременно свободным. Арсений отдался этой неволе весь.