– Смотри, – прошептала она Аде и подняла девочку на руки, – выглядит вкусно, правда?

Она показала на булочки с шоколадом и сразу взяла шесть штук. А еще хлеба, четыре пирога на полдник – два с овощами, с яблоком и с грушей – и нежное пирожное с мягким шоколадом.

Вернувшись в квартиру, она накрыла для всех стол, тяжело дыша не столько от подъема по лестнице, сколько от жутких цен. В отличие от Германии, здесь было все, но при этом гораздо дороже. Сала хотела выразить Цесе и Максу благодарность за прием, но, заглянув в портмоне, быстро поняла – часто она себе такого позволить не сможет.

Когда Цеся и Макс зашли на маленькую кухню, там уже дымился кофе.

– Господи, – воскликнула Цеся, – дитя мое, ты не должна тратить столько денег. Или ты боишься, что будешь у нас голодать?

Был ли в этом вопросе упрек? Сала покачала головой.

– Ничего страшного. Скоро я начну зарабатывать сама и перестану сидеть у вас на шее.

Макс улыбнулся. Он шлепнул Цесю по заду.

– Прекрати, маньяк! – она со смехом оттолкнула его руку.

Сала наблюдала за ними с восхищением. Скоро Отто вернется из России, и они с ним будут жить так же.

– Немцы, как и евреи, живут на севере, в Бельграно, вместе с британцами. На юге итальянцы, а на западе испанцы. Бельграно чем-то напоминает мне берлинский Вестенд, хотя внешне больше похож на Шарлоттенбург, знаешь Зюбельштрассе?

Сала кивнула. Цеся разложила карту города на кухонном столе и ободряюще улыбнулась.

– Я там жила, – на мгновение она умолкла и уставилась в пустоту.

– Итак, если ты ищешь контакт с немецко-еврейской диаспорой, то тебе в Бельграно или в Эль Онсе, он напоминает скорее берлинский Шойненфиртель, там на улицах звучит идиш. Все держатся вместе. Многие приехали еще в начале тридцатых. Сорок тысяч со всей Европы еще до начала войны. Можно сказать, нам повезло. И в Бельграно, и в Эль Онсе община помогает всем, кто ищет работу. У них все прекрасно организовано.

Сала беспомощно пялилась в одну точку. Что она может ответить? Она ничего не знает о еврействе, мать ей этого не прививала. В Гюрсе она пыталась, но при всем желании не знала, как себя вести, и так и не сумела сблизиться с общиной. Только с Мими. А Мими была отверженной, шлюхой, с ней никто не желал иметь дела – кроме мужчин, которых она обслуживала.

Цеся взяла Салу за руку, словно прочитав ее мысли.

– Иза часто напоминает холодную рыбу, никогда не поймешь, что у нее на уме. Знаешь пословицу?

– Какую?

– Никто не знает, как целуются рыбы – под водой их не видно, а над водой они не целуются.

Они рассмеялись.