Папа вдохновенно рассказывал о своих опытах, а Болдуин осторожно его расспрашивал об утилизации неперспективных экземпляров. Настолько осторожно, что не будь я в курсе проблемы, даже не поняла бы, что он интересуется не просто из вежливости.

– И всё измельчается и отправляется в компост, – ответил папа, не скрывая огорчения, что результаты многолетних трудов пошли именно туда.

– Но древесина яблонь может быть использована куда более рационально, – заметил Болдуин. – Неужели вам не жаль её просто так уничтожать?

– Жаль, а что поделаешь? После магических вливаний она больше никуда не годится, – папа откровенно вздохнул. – Одно время мы отправляли неудачные экземпляры на кухню, но потом кухарка взбунтовалась.

– Дрова пытались её покусать?

– Покусать? Что вы, это было задолго до того прискорбного случая с котом… Гм… Обед приобрёл несвойственный еде вкус.

Да уж, вкус был совершенно несвойственный еде, в то время как запах соответствовал нормальному. До сих пор помню, как взяла в рот ложку супа и не смогла его там удержать. Не сказать, чтобы я была плохо воспитанной, но против рефлексов никакое воспитание не устоит.

– Вы потратили столько времени и сил, неужели не было желания как-то сохранить образцы?

Виду Болдуина был участливый, но я им ничуть не обманывалась: не доверяет он нам, как бы ни пытался убедить меня в обратном. Как бы ни пытался уверить, что действует и в наших с папой интересах.

– Вы видели наш сад, инор Болдуин, – резко сказала я. – Где, по-вашему, мы могли спрятать бегающие яблони? Отправлять на день на прогулку по соседям?

– Логичнее было бы на ночь… – усмехнулся он.

Его слова показались намёком, весьма неприличным намёком.

– Нет, теоретически, их можно было бы спрятать, – некстати влез папа, – но не при доме, а где-нибудь подальше. Что касается сада, уверен, Сильвия умолчала о самом интересном. Ей иной раз кажутся незначительными такие перспективные экземпляры.

– Папа, у нас ещё десерт, – напомнила я. – Инор Болдуин засомневается в нашем гостеприимстве, если ты потащишь его сейчас на улицу.

– Сильвия, почему бы вам не обращаться ко мне Рассел, как вашему отцу?

– Боюсь запутаться, где к вам можно обращаться Рассел, а где – инор Болдуин, – хмуро ответила я. – Конечно, Уэбстер это не смущает, ну так я – не она.

Болдуин откинулся на спинку стула и удивлённо на меня посмотрел, словно я выдала нечто неприличное. Впрочем, может, Уэбстер как раз и была для него весьма неприличной темой? Не зря же она столько за него цеплялась, ласково называла по имени и требовала прийти к ним на ужин?

– Ещё немного – и начнёт темнеть, – не сдавался папа. – Можно сейчас пройтись по саду, а к десерту приступить потом.

– К десерту потом приступить нельзя, – возразила я. – Чай уже заварили, и он будет не столь хорош, если перестоит.

– Но в темноте наш гость ничего не увидит…