— Да, так оно и было, — согласился Рей. — Теперь я это точно знаю. И именно по этому я и вернулся.

— Рассчитывая, что все пришло в норму, и проблемы уладились как-нибудь сами собой?

— Вовсе нет. Ни на что такое я не рассчитывал. — Разговор явно сворачивал в ненужное русло. Рей нервно заерзал на стуле. Меньше всего ему хотелось изливать душу перед своим соперником, с которым ему еще предстояла борьба за симпатии Джулии.

— В свое время у нас были потрясающие отношения, — сказал он. — У меня с Джулией. Может быть мне удастся вернуть ее, чтобы попытаться начать все сначала. А может быть и нет. Это ей решать. Думаю, она уже сказала тебе, что всего через пару месяцев уезжает в колледж, на восток.

— А ты что, собираешься отправиться туда следом за ней?

— Мне бы, конечно, очень этого хотелось, но только я не стал подавать документы ни в один из университетов Лиги плюща.[2] Да и если бы и подал, то вряд ли меня туда приняли. Нет, я останусь здесь и поступлю в университет.

— И ты уже выбрал, чем будешь заниматься?

— В общем-то, да, — ответил Рей. — По крайней мере, у меня уже есть кое-какие соображения на этот счет. Думаю посвятить себя педагогике. У меня всегда это получалось довольно неплохо — внушать свои идеи окружающим. В старших классах я был наставником целой футбольной команды, помогал им не отстать в учебе, чтобы они могли спокойно играть. Конечно, моему отцу будет поначалу нелегко смириться с этой мыслью, но думаю он уже понял, что профессионального спортсмена из его сына все равно не получится. Думаю, он предпочтет видеть меня в качестве учителя, чем заправщиком на бензоколонке.

— Вот уж никогда не подумал бы, что ты любишь детей. Ведь профессия учителя… — Бад замолчал. — А вот и наш обед.

В разговоре наступила пауза, в течение которой официантка раскладывала на столе содержимое подноса. Рей бросил сахар в кофе и принялся размешивать его. У него появилось неловкое ощущение, что он рассказал слишком много совершенно постороннему человеку, который, хоть и не был врагом, но и другом тоже не являлся. Единственной причиной, по которой он согласился зайти выпить кофе с Бадом Уилсоном, было желание побольше узнать об этом человеке. Но до сих пор он так и не выведал ничего нового, а наоборот, говорил исключительно сам и о себе.

Теперь он же он предпринял попытку перевести разговор в нужное ему русло.

— Ты сказал, что был в больнице, — начал он. — Это тебя на войне ранило?

— Давай не будем об этом. — Бад решительно закрыл тему.

— Извини, — смутился Рей.

— Ничего. Просто я не люблю говорить об этом. «Война — это ад», Бронсон. — Бад взял с тарелки свой сандвич и откусил кусочек. — Не помню, кто это сказал. Кто-то из великих. Тот, кто сам прошел через это. Он сформулировал это предельно четко и лаконично. Нет ничего хорошего в том, чтобы стрелять в людей, и в том, что они стреляют в тебя, но таков уж закон военного времени — приходится постоянно говорить себе, что ты здесь именно для этого, убивать людей, которые хотят убить тебя — армия придумала тебе такое занятие, государство это поддержало, так что вся эта затея, можно сказать, получила высочайшее одобрение. Но самый больной вопрос — это дети. Они даже не знают, из-за чего началась вся эта бойня — они страдают лишь потому, что живут там, где идет война.

— Круто, — только и нашелся что сказать Рей. Наступило молчание. Он отпил глоток кофе, недоумевая, зачем вообще заказал его; даже уже одна мысль о том, что придется выпить целую чашку этой черной сладкой жидкости, вызывала у него стойкое отвращение.

— Что ж, — сказал он, — мне пора.

Бад был явно удивлен.

— Так мы же только что сели.

— Да, я знаю, — согласился Рей. — Но мне нужно еще позвонить. Вообще-то, сделать этот звонок мне нужно было еще раньше, дело срочное. Просто из головы вылетело.