Это надо же было так вмазаться, чтобы сказать такое! Приход это был или идиотизм? Полагаю, что и то и другое. Так как этот человек был председателем Общества анонимных наркоманов, он сразу сообразил, что под «ширевом» я имел в виду пакетики с героином и кокаином.

Через несколько минут на улицу выскочили все соседи. Было без двадцати пять утра, и я слышал рев сирен. Почему я помнил, что было без двадцати пять утра? Потому что мой спаситель пошел в дом, вернулся оттуда с бейсбольной битой и заорал: «Ты — гребаный кусок говна! Случись это на двадцать минут позже, когда моя жена едет на работу, ты убил бы ее!»

Вместе с Дженнифер мы выбрались из машины и сели на обочине дороги. Скорая и полиция приехали с интервалом в минуту. Хозяин кричал полицейскому: «Этот гребаный кусок говна — героинщик, и даже сейчас он под наркотой. Арестовать его!»

Он повторял эту фразу и тыкал пальцем в мою сторону. Один из полицейских силой оттащил его от меня, и когда он выдохся, его спросили: «Откуда вам известно, что он — героинщик?»

Тот ответил: «Я — председатель Общества анонимных наркоманов, мы собираемся во вторник по вечерам, и я точно знаю, что это за кусок говна. Это джанки».

На что полицейский ответил (до сих пор считаю это чудом):

— Я-то думал, что вы соблюдаете анонимность.

Я был потрясен. Дженнифер тоже. Да и хозяин определенно тоже. Этот легавый приблизился ко мне и спросил прямо: «У вас наркотическое опьянение?»

— Да, начальник, — гаркнул я.

— Что принимали?

— Наркотики. Героин, кокаин… Не помню, что еще. Может быть, колеса?

Похоже, что полицейский был озадачен моей искренностью.

— У вас есть с собой какие-либо наркотики?

И снова я все выложил без утайки: «У меня в карманах героин, кокаин и несколько игл».

Теперь он был не просто озадачен, он был ошарашен, — ведь я признался во всем добровольно.

— Погоди, — сказал полицейский.

Он подошел к хозяину и спросил, не пострадал ли кто. Тот махнул рукой в нашу сторону и ответил: «Нет, только эти двое».

Затем он вернулся к другим полицейским, и они начали совещаться. Слов нельзя было разобрать. Через несколько минут тот же полицейский подошел ко мне и спросил:

— Вы серьезно ранены?

— Да нет, пара пустяковых царапин, — сказал я.