— И я тоже тебя люблю, — прошептала она, целуя мою руку и сжимая ее все крепче.

Когда мы приехали в аэропорт, плач сменился всхлипываниями. Я был счастлив, меня распирало от гордости. Я люблю мою девочку, а она любит меня. Я отправляю ее в Исландию, где она покажет всем этим дрянным людишкам, которые измывались над ней в детстве, какой успешной она стала. Я живо представлял себе эту картину: многочисленные телевизионщики и радиожурналисты столпились вокруг Анны и берут у нее интервью. Тогда я был очень сентиментальным…

Мы вышли из машины и расцеловались. Она сжала мою руку еще крепче.

— Я люблю тебя, — повторил я.

— И я тоже тебя люблю, — снова сказала она. А потом повернулась и пошла прочь.

Она больше не смотрела на меня, не сказала больше ни слова. Ей было слишком тяжело. Ее не будет две недели, и она уже начала скучать. И мне все это нравилось.

На обратном пути я чувствовал себя превосходно. Я ликовал. Я ощущал себя в безопасности. И еще я думал о нашем будущем, о том, что когда-нибудь у нас появятся дети. Но мои раздумья и мечты были недолгими. Дома я разогрел себе оставшуюся пасту и решил пораньше лечь спать, потому что на следующий день планировал искать работу, хотел начать наводить порядок в своих делах. Но когда я взобрался по лестнице и лег в постель, мной овладел приступ паники. Анна не оставила мне телефон своей мамы! Что за черт, она забыла оставить мне телефон своей матери. Что за черт. Я двадцать раз ей твердил: «Обязательно оставь мне исландский телефон мамы».

Ладно, спрошу завтра, когда она позвонит.

Завтра не наступило. Нет, завтра наступило, но она не сдержала своего обещания — она не позвонила. К середине дня я окончательно распсиховался. Может быть, самолет задержался. Возможно, у нее дома какие-то проблемы. Я заснул на полу рядом с телефоном и проснулся вечером, ежась от холода. Мое тело ломило после сна на жестком полу.

Какого черта? Наверное, телефон сломался. Да, что-то не так с телефоном. Я выдергивал телефонный провод и вставлял его обратно в розетку. Я звонил своим друзьям и просил их перезвонить. Я прибавлял и убавлял громкость звонка. Три или четыре раза я звонил в телефонную компанию и просил сделать проверочный звонок. Телефон мог сломаться. Но нет, меня заверили, что он исправен.

В телефонной компании я узнал номер справочной в Исландии. Я набрал номер, и мне ответила женщина с тяжелым исландским акцентом. Я сказал ей, что разыскиваю Анну Робертсдоттир, что она живет со своей матерью. Телефонистка сказала, что у них много женщин с фамилией Робертсдоттир, это очень распространенная исландская фамилия. У них все фамилии оканчиваются либо на — сон, либо на — доттир. Не как в Америке.

— Вы знаете фамилию матери? — спросила она.

— Не знаю.

— И как, по-вашему, я узнаю номер?

— Не знаю.

На один телефонный звонок мне выдавали три адреса, поэтому я постоянно звонил и узнавал новые телефоны женщин с фамилией Робертсдоттир. Тысячи телефонных номеров. Я звонил девять дней. Я ничего не ел. Засыпал на ходу с телефоном в руке. Плакал. Впадал в ярость. Метался взад и вперед, как тигр в клетке. На девятый день я случайно разыскал знакомых, которые знали знакомых отца Анны, и мне наконец дали ее номер. Я позвонил, ответил ее отец. Он продиктовал мне телефонный номер дома ее матери. Со второго раза она ответила. Не мать, а Анна!

Сначала я бросил трубку. Потом перезвонил и заорал:

— Что ты делаешь, мать твою?!

Она положила трубку. Я снова набрал номер. Она сняла трубку.

— Что ты делаешь, мать твою? Что стряслось?