— Это она щурится. Солнце. — Опускаюсь на ближайшую лавочку.

— Если не щурится, тоже похожа.

Катя говорит так уверенно, что я снимаю солнцезащитные очки и присматриваюсь. Скольжу внимательным взглядом по треугольному подбородку, по пухлым дочкиным губам, безумно похожим на губы ее отца, по носу... действительно напоминающему мой, по глазам.

Эти глаза были первыми, что я увидела, когда два года назад Ева принесла свою малышку. Не нужен был никакой тест ДНК, чтобы понять, чей это ребенок. Такие глаза могли быть лишь у дочери Клима.

Помню, в первую секунду стало больно. Пять лет в браке я пыталась забеременеть. Ходила по врачам, горстями пила витамины и лекарства. Настолько сильно изводила себя мыслью о ребенке, что, окунувшись в отношения с Климом, вычеркнула из головы фантазии о материнстве.

Между нами все было так зыбко и ярко, что казалось, глупо травить редкие минуты напрасными мечтами. Режим «Карьеристка» на короткий срок сменился режимом «Женщина». Вначале счастливая, затем — одинокая. А спустя несколько месяцев после отъезда Клима я вернула себя к жизни с режимом «Мама».

Никогда бы не подумала, что можно любить чужого ребенка как своего собственного, однако у судьбы оказалось отменное чувство юмора. Ева сбежала, оставив мне документы и дочь. Я и близко не представляла, как быть дальше, — чем кормить малышку, какие подгузники покупать, во что одевать и как купать, — но уже не могла выпустить это маленькое чудо из рук. Не могла расстаться с ней ни на секунду. Будто она моя.

— Вы заметили? — Катя садится рядом.

— Ты права. Что-то есть.

Не могу сдержать улыбку. Возможно, это игра света, возможно, усталость, но сейчас Ника и правда кажется больше похожей на меня, чем на биологическую маму.

— Красивая малышка. Вместе вы потрясающе смотритесь. А если бы ее папа был не брюнетом, а блондином, это был бы вообще отпад. Модные журналы дрались бы за ваши семейные фотографии.

— Брюнетом… — догадываюсь, о ком говорит Катя. — Герман мой друг. Только друг. А папа Ники… — Улыбка стекает с губ. — Он как раз блондин.

— Ух ты! — Катя мечтательно закатывает глаза.

— И кажется, очень скоро они познакомятся…

За два года я часто представляла встречу отца и дочери. Исаев заставил меня солгать о себе стать предательницей в глазах Клима. Но ни одна живая душа на свете не могла заставить солгать еще и о Нике.

Клим имеет право знать — многие месяцы я твердо держалась этой позиции. Искала его, пыталась передать новости о дочке. Однако сейчас, когда встреча реальна, становится страшно.

Как ни горько признавать, к сожалению Герман прав: у Клима достаточно денег и связей, чтобы отобрать Нику. В прошлом ради меня он пошел на преступление — ворвался со своей охраной на чужой склад и устроил там настоящий погром. Хаванскому было плевать на арест и тюремный срок.

На что он пойдет ради родной дочери, не хочется даже думать.

— А они… — Катя качает головой.

— Он не знает о ней. Так вышло. — Не представляю, как кратко объяснить все, что между нами случилось.