– Я ухожу, – он дёрнул шнурки.

– Не нужно, Кит, – проговорила Эшли, мягко отняла от ботинок его пальцы, задержала в ладонях: – Я больше не буду ходить по твоему минному полю, оставляю его тебе. Когда-то, ещё очень не скоро, я буду старухой и, возможно, мне захочется, составить эту взрывоопасную карту. Но не теперь. Поговорим о другом...

Эшли бросила взгляд на экран его мобильного, ожившего вызовом Марии. Кит перевёл телефон в бесшумный режим.

– Почему ты не живёшь у себя? Серый дом на Голливудских холмах мечтает проглотить и не подавиться жёлтая пресса. Говорят, под мраморной лестницей прорыт длинный лаз, чтобы ты мог тайком видеться с женой мэра, ты это слышал?

– Слава богу, не приходилось, – Кит расслабил деревянную спину, уставился в дно бокала: – Не хочу мешать ей.

– Ты говоришь о матери.

– Да.

– Ладно, Кристофер, в конце концов, это твоё дело, – помолчав, вздохнула Эшли, и снова сменила тему: – Как фильм?

– Я доволен им, – проговорил глухо, едва разомкнув рот. Хотел рассказать больше, но не находил слов. Верных. Единственное дело, которым гордился. Он отдал ему всё. И не мог обсуждать.

Это был памятник отцу.

Иногда Кит задумывался, как могла сложиться жизнь, будь жив этот сильный, принципиальный мужчина, чей образ сложился из семейных фотографий, старых писем и военных архивов. Был бы он тем, кем есть? Мужчина, нарисованный воображением, гордился бы сыном?

Кит невесело улыбнулся. Столько лет играет в одну игру, и каждый раз в грудине саднит. Остатками джина смыл во рту горечь, позволил векам отяжелеть. Болтая приятным низким контральто, Эшли убрала верхний свет.

Отпуская мышцы и разжимая пальцы, Кит слушал все рассеяннее. Эшли Снайпс была хорошей любовницей. Одной из многих. Но только ей удавалось, заставить его расслабиться. Единственная, с кем мог провести ночь. Не считая, жены.