— Ещё и десяти нет, Эми.

Последнее слово она произнесла с сильным нажимом на первый слог. Так она иногда говорила Дэвису «па-ап», когда собиралась с ним сцепиться. Очень осуждающе.

Она не обращалась ко мне таким тоном, пока не родился Оливер. Его появление многое изменило. Теперь я порой забывала, что полюбила Мэдди раньше, чем Дэвиса, полюбила в тот же день, когда Шар семь лет назад притащила семейство Уэй в «Школу ныряльщиков». Шар сказала Дэвису, что его несчастному ребёнку нужно именно это — друзья, веселье, физическая активность. Ну и немного выступила в роли свахи, познакомив одинокую тренершу с симпатичным соседом в разводе. Но когда я впервые увидела Дэвиса, преподавателя экономики в наглухо застёгнутой рубашке и мокасинах, он показался мне занудой и занозой в заднице. Моё сердце с первого взгляда завоевала девятилетняя Мэдисон, её щенячий пухленький животик, торчавший из-под маечки, и всегда нахмуренные брови.

Она так и не разучилась хмуриться и сейчас по полной использовала этот навык, а потом, громко топая, понеслась по лестнице в свою комнату, понятия не имея, что в подвале по-прежнему сидит пьяная в хлам компания любительниц литературы.

Я допила последний глоток джина с тоником, поставила стакан на кухонную стойку. Ощутила, как алкоголь побежал по венам. Кажется, я в жизни так не напивалась. Никогда. Я открыла дверь в подвал и услышала, как они гогочут. Быстро захлопнула за собой дверь, начала спускаться, надеясь пропустить как можно меньше.

— Да все это делают, — сказала Тейт. — Просто некоторые врут, что не делают. Это не плохой поступок.

— Нет, нет, — перебила Панда, — не то чтобы я ханжа или ещё что-нибудь. Но просто Фрэнсис, он так редко хочет… ну вы понимаете. Когда это бывает, всё отлично, да, но он просто, просто…

— Секс-верблюд, — закончила Ру как раз, когда я спустилась, и все расхохотались.

Четыре женщины сидели на полу в окружении покинутых стульев и чайного столика, заваленного сухими лаймовыми корками и бумажными тарелками с остатками хумуса и лукового соуса. Все сжимали в руках бокалы с моим драгоценным джином. Судя по тому, что осталось в бутылке, они уже пропустили по бокалу, может, и по два, пока я укладывала спать Мэдди.

— Какой верблюд? — спросила Лавонда. — Это его тотемное животное?

— Не, не, — сказала Тейт с самодовольным видом пьяного философа. — Я поняла. Она хочет сказать, что Фрэнсис… копит запас на чёрный день.

Все снова залились смехом. Меня видела только Ру. Она, как стрелка компаса, указывавшая на север, сидела лицом к лестнице. Лавонда — спиной ко мне, а Тейт и Панда, пьяные ведьмы востока и запада — боком. Глаза Ру зажглись, встретившись с моими. Мы улыбнулись друг другу, почти трезвые по сравнению с остальной компанией.

— Значит, тебе приходится решать проблему своими руками, — Лавонда хихикнула. — Но всё равно это не плохой поступок.

— Да, но надо учесть, что не руками, — заметила Панда с хитрым видом.

— Панда, сучка! Хочешь сказать, у тебя есть… — Тейт зажужжала, как будто это было целомудреннее, чем просто сказать «вибратор». Ничего подобного.

— Нет, конечно, — чопорно ответила Панда. — Но сейчас делают электрические зубные щётки, знаете такие? На батарейках?

Ру фыркнула и тоже рассмеялась.

— Но я всё равно думаю, что победила Лавонда. Это неприятно, но не ужасно.

— Только вот я чищу зубы обычной щёткой, — продолжила Панда и сделала театральную паузу. Я догадалась первой и ощутила, как в груди закипает удивлённый смех. — А электрической чистит Фрэнсис.

Все заржали, как шакалы, заглушив мой смех. Бедный Фрэнсис! Теперь я уже никогда не смогу спокойно смотреть на его прекрасные белые зубы.