— Он станет хорошим воином, когда подрастёт и наберёт мышечную массу, — слышу смешок в голосе и успокаиваюсь окончательно. — Совсем парня заморили голодом.
— Мир, я ждала тебя, — вязкий ком скапливается в горле, а выпустить слёзы не хватает сил.
— Знаю, малыш, — хрипит, и на ладонь падает тёплая капля. — А вот причёску ты сделала так себе. Придётся воспользоваться услугами профессионала.
— Пришлось, — бубню, проваливаясь в серость.
— Знаю, — улавливаю на грани поглощающей тишины. — Я безумно люблю тебя, малыш.
Мой сон тих, невесом, словно душа успокоилась и в сердце настал мир. Уверена, что выгляжу не очень и даже хуже, но это ерунда. Время поправит всё, а муж вернёт нам украденное.
С момента моего спасения прошло пять дней. Я всё ещё лежу на животе, жду, когда приживётся пересаженная ткань, пью какую-то гадость из трубочки, терплю различную физиотерапию. Все эти дни Мир не отходит от меня, протирая тело салфетками, массируя и разминая руки и ноги. Каждое утро мы звоним Егору, и я слушаю счастливый голос Глеба и натужное сопение Киры.
Меня безумно тянет к ним, не терпится обнять, взять на руки, но врачи не разрешают вставать, да и слабость вынуждает большую часть суток спать.
— Завтра начнём подниматься, понемногу ходить и есть самостоятельно, — радует врач, осмотрев спину и, наконец, сняв повязку. — Диетическое питание, физиотерапия, желание быстрее вернуться домой, и вы будете бегать через неделю.
Насчёт бегать он, скорее всего пошутил, но возможность быстрее вернуться к детям придаст мне сил справиться со всем остальным.
— Мы полетим сразу, как только позволят доктора, — читает мои мысли Мир. — Обещаю.
Глава 40
Через неделю меня с чистой совестью выпускают из больницы. Плюс три килограмма к моим тридцати восьми и новые шрамы, перекрывшие старую жизнь. Ещё легко отделалась. Всего лишь истощение, которое с успехом восполнится хорошим питанием и витаминами, уродливая причёска на голове, о которой через год пропадут воспоминания, тонкая полоса, перечёркивающая щёку и, как сказал пластический хирург, удаляемая тремя процедурами.
— Мир, я хочу избавиться от рубцов на спине.
Мы гуляем по шикарному саду на задворках больницы, пока ждём готовность выписки и рекомендации хирурга красоты. Много думала, прежде чем прийти к такому заключению. Если шрамы, оставшиеся от Дамира, срослись со мной и стали моим панцирем от окружающих, то чужая рука покрыла мой панцирь трещинами, оставив на теле чужеродные отметки.
— Конечно, малыш, — не скрывает радости муж. — Найдём лучшую клинику и полетим на консультацию.
— Нет, — качаю головой и беру его за руку. — Не хочу никуда лететь. Я готова перенести шлифовку, пересадку, но только дома, рядом с детьми.
— Хорошо. Тогда лучшая клиника переедет к нам, — соглашается со мной и обнимает за плечи, но тут же вспоминает, где мы, недовольно рыча и отстраняясь.
Алжир не приемлет открытого проявления чувств, а я предпочитаю в данный момент придерживаться его традиций. Моя голова покрыта белым хиджабом, а грубые мозоли на руках и сломанные, пожелтевшие ногти скрывают длинные рукава. Моё платье сильно отличается от опостылившего наряда. Оно элегантно, богато расшито золотой нитью и приятно скользит по коже.