— Фотографировалась. Только потом, чтобы получить эти снимки, нужно было заплатить деньги. Рубля три, не меньше. А у моей мамы их не было, — Валерия прятала глаза, ей было очень неприятно вспоминать свое детство. Владимир сменил тему, но про себя четко решил — он найдет эти фотографии.

Со школой проблем вообще не возникло — он вышел на одну из самых активных бывших одноклассниц Валерии и пообещал пять тысяч рублей за каждый снимок, где есть его любимая женщина.

С колонией строгого режима оказалось намного сложней. Ему самому пришлось ехать и уговаривать начальника помочь. Он провел целое расследование и связался более чем с двадцатью женщинами, чьи дети были в одной ясельной группе в детском доме с Лерой. Он очень надеялся, что у тех женщин, возможно, окажутся снимки их маленьких детей, и, возможно, Валерии.

И вот совсем недавно получил эти заветные фотографии, заказал оформление альбома и преподнес ей.

Сейчас же он прижимал любимую женщину и не знал, что делать, что сказать и как успокоить.

Марк сразу кивнул Кате, и они, быстро прихватив спящую дочку, покинули квартиру. То же самое сделали и Вадим со Снежаной и Сашей.

Володя расцепил ладони жены и тихо попросил:

— Посмотри на меня.

Лера распахнула глаза, тихонько всхлипывая.

— Расскажи мне, что не так? Я понимаю, у тебя было сложное детство, но его нельзя отрезать. Оно — часть тебя. Я родился в Москве, но если бы мои родители остались в Сибири, куда сослали мою маму в сталинские времена, то я мог родиться в деревушке под Омском.

— Ты не понимаешь… — шепотом произнесла Лера.

— Так объясни мне, — попросил Володя.

Валерия шмыгнула носом.

— Вот Маруся чуть подрастет и спросит, тыкнув пальчиком на фотографию: где был мой детский сад?

— И что? — Владимир взял альбом и открыл его на первой странице. — Посмотри, что на фото: самая красивая в мире девочка сидит за детским столиком и ложкой поедает манную кашу. Рядом с ней другая девочка и мальчик. Где этот садик был? В Астрахани. Где Астрахань? Ну, покажешь на карте и объяснишь, что ее бабушка там раньше жила, а потом вы переехали в Москву. Маленькому ребенку, конечно же, не нужно рассказывать про то, что случилось с ее бабушкой и дедушкой. А вот когда она вырастет, мне кажется, ничего страшного в том, чтобы рассказать правду, нет.

Лера рассматривала снимок: действительно, на фотографии непонятно, что это детский дом при тюремном лагере. И да, на нее смотрела очень хорошая девчушка со светлыми волосами и большой ложкой в руке. О ее тяжелом детстве знает только она. Но на картинке все по-другому: обычная жизнь в обыкновенном детском садике.

Она перелистнула страницу: тут уже школа, девочка с косичками стоит в третьем ряду, серьезная, даже грустная. Женщина сразу вспомнила почему: сосед по парте ее обидел, обозвав, но на фото этого же нет. На четвертом и пятом снимке эта же девочка даже улыбается.

Валерия виновато посмотрела на мужа:

— Прости меня, пожалуйста… Действительно, ничего такого тут не видно. Потому что это все только в моем сердце.

— Ничего, родная, я его отогрею, обещаю.