– Мистер Харрис, мне говорили, что священник, Байрон Свифт, вас иногда навещал. Это так?

– А, преподобный. Прекрасный парень, прекраснейший. Симпатичный малый, чем-то напоминал тебя, разве что помоложе. Да, раньше частенько здесь появлялся. Я так расстроился, когда услышал, что он сделал. Вот уж не думал – не гадал, что Байрон так начудит. Казалось бы, джентльмен до мозга костей. Кто тебе стукнул, что он сюда наезжал? Я-то думал, это наш с ним секрет.

– Так ли уж важно, кто?

– Нет, пожалуй, нет. Ты ведь не коп?

– Нет, журналист. Пишу очерк о Риверсенде.

– Черт. Правда, что ли? Ладно, есть у меня парочка историй, да таких, что у тебя волосы дыбом встанут.

– Давайте их сюда.

– Э, нет. Знаю я вашу братию. Взять, например, тебя: приперся, накачиваешь меня вином, думаешь, сейчас всю подноготную тебе выложу. А потом, не успею я прочухаться, как сюда папарацци понаедут.

Дедуля улыбается до ушей, пеньки зубов выстраиваются в ряд, как гусеницы трактора. Словно для того, чтобы подчеркнуть абсурдность своих слов, он дергает себя за яйца. Мартин тоже ухмыляется и, забывшись, отхлебывает бурды из банки. И снова заходится кашлем: со второй попытки вкус ничуть не лучше. Дедуля довольно хохочет.

– Так говорите, наезжал?

– Ну да.

– Зачем?

– Без понятия. Должно быть, ради моего остроумия и прозорливости… а может, душу мою хотел спасти.

– Харрис, я серьезно. Что ему тут понадобилось?

– Ну, иногда мы просто языки чесали. Пили самогон, курили травку. Но в основном ради стрельбы.

– Стрельбы? Вот как?

– Угу. Он любил пострелять.

– А заодно выпить и покурить травки? Хорош священник!

– Это ты верно заметил. К тому же, как зальет в себя немного, сквернословил что твой пьяный матрос. И все равно отличный был парень. А еще никогда не пил и не курил во время стрельбы, только после.

– Занятно. Вы тоже с ним стреляли? И про какую стрельбу речь? По мишеням?