— Иди. Только тогда придётся нажать на курок. — а лицо спокойное, выражение равнодушия и уже не старик вовсе, просто пьяный мужик.

Пьяный и сумасшедший.

— За что? За что ты так со мной? — слёзы потекли с новой силой, стекая по шее.

Сползла по стенке скуля и подыхая.

— Выход есть всегда. Стреляй и уходи. По-другому не будет. — тяжёлыми словами убивал сейчас, своим холодным в этот момент взглядом закапывал.

Снова утёрлась рукавом халата, сжав челюсти, перестала скулить, а подыхать… Подыхать так с музыкой, красиво…Хребет у меня есть и характер есть и хрен тебе чёртов Удав! По-твоему всё равно не станет. Поднялась с пола, со злостью, мой неровный шаг к столу, на его лице не дрогнул и мускул. Трясущейся рукой взяла пистолет со стола, оцарапав полированную поверхность.

Вздёрнул голову вверх, шумно выдыхая. Навела на него дуло пистолета, шагнула назад, а он словно считал с этого моего шага то, что я задумала, прищурился. Улыбнулась очень плохо, больной, сумасшедшей улыбкой и согнула руку. Весок обожгло холодным металлом.

— Кира! — и вот он испугался, этот испуг в его взгляде словно бальзам по измученной душе, не всё равно ему да.

Едва дёрнулся вперёд с места, но замер, не решаясь делать резких движений, я отшагнула ещё дальше, выставляя свободную ладонь вперёд. Хотела успеть сказать. Посмеяться над ним так же, как он посмеялся надо мной.

— Ты сам сказал стрелять. — засмеялась, а по щекам обжигающие слёзы, но на душе так спокойно, словно всё правильно и это не глупость.

— В меня стрелять Кира…Не делай глупостей… — сорвал дыхание шепча, во взгляде его уже не страх нет.

Боль в вперемежку с надеждой на то, что отведу дуло от виска.

— Выход есть всегда. Стреляй и уходи. Так ты сказал, где в этих фразах сказано, что я должна стрелять в тебя? — засмеялась снова, срыв нервный, истерия, я собой довольна, нет страха во мне, довольна, что он есть в любимых голубых глазах.

Только теперь есть. А это печально.

— Я выстрелю и уйду одновременно. Всё честно. Всё как ты сказал. — произнесла, с трудом сдерживая смех, он вырвался из меня после, под этот смех я чуть не нажала на курок, но Рома был проворней.

За один прыжок оказался рядом, и одним резким движением выбил из моей руки пистолет, падая со мной на пол. Мой дикий смех плавно перешёл в вопль, я выла то ли от неудачи своей, то ли оттого, что Рома шептал мне на ухо обещания, что бросит. Никого больше не тронет. Оттащил меня к диванчику, усадил к себе на колени. Гладил по волосам и обещал, что никого и никогда больше не тронет.

21

Меня привёл в чувства врач, я очнулась в Роминой спальне, от ударившего в нос запаха нашатырного спирта. Сначала не поняла, что происходит, забыла. Но постепенно память вернула всё на свои места вместе с иррациональным ужасом. Заплаканные и опухшие глаза болели и едва открывались, горло было сорвано, и я не понимала, зачем меня, вообще, сейчас разбудили.

— Как вы себя чувствуете Кирочка? — спросил Илья Николаевич, сам главврач перинатального центра, в котором я наблюдалась по беременности.

— Мм. — непонимающе глянула на Романа, во взгляде его беспокойство, — Я хорошо, у меня всё хорошо. — вру нагло, у меня нехорошо, у меня началась паника, но виду не подала.