– В прямом. Промышленных запасов никто давно не делает – любую вещь или еду можно синтезировать в тот миг, когда она понадобится. А то, что ты видишь, – личные склады жителей Оморона.

– Не может быть! – поразился Питер.

– Ха-ха, еще как может! Мы, оморонцы, ужасные барахольщики, – подмигнула ему Инза, – а места в домах – сам видел. Да и куда это годится – превращать жилое пространство в склад! Вот и образовались такие кварталы. Некоторые просто не хотят избавляться от старых вещей, другие сами делают разные вещи, а потом устраивают выставки, распродажи – целая индустрия. Периодически Совет этих не в меру разошедшихся любителей мебели, украшений, одевашек и прочего призывает к порядку. Устраивает, как это раньше говорили, такое прикольное слово… а, шмон!

Питер прыснул.

– Тогда они слегка приходят в себя, сокращают складские площади, от чего-то избавляются, утилизируют. Какое-то время держатся в рамках, а потом опять по новой, – Инза со смехом махнула рукой, – страсть к накоплению, видать, у человечества в крови. Привыкли с тех пор, как жили, вот как вы сейчас живете.

Тут она осеклась. Наступило молчание, нарушаемое лишь чуть заметным гулом генератора флаера. Питер смотрел вниз, на собственные руки, сцепленные с такой силой, что пальцы побелели.

– Извини, – пробормотала Инза, – вечно я… эх, ладно. Смотри, вот и наша башенка.

Питер поднял голову. «Башенка» приближалась, заслонив громадным сизо-синим боком большую часть земли и неба. Флаер опустился чуть ниже и скользнул в распахнувшуюся перед ним огромную двустворчатую дверь. Она тут же закрылась, и на пассажиров упала плотная, почти осязаемая темнота. Флаер пролетел еще немного вперед и мягко опустился на невидимый пол.

Питеру стало более чем неуютно – особенно когда он понял, что силовое поле флаера сейчас отключится, а при посадке это происходило автоматически. Но задать вопрос не успел – потолок начал наливаться мягким бежевым светом. Несколько секунд спустя окружающее пространство приобрело очертания гигантского ангара – пустого, если не считать небольшого темно-пурпурного флаера неподалеку.

Едва ноги Питера коснулись пола, как в правый висок впилась резкая боль. Она молнией прошила лицо и утихла с левой стороны, под подбородком. Питер вскрикнул, упал на колени, и тогда еще две «молнии» скользнули по лицу и тут же исчезли.

Подбежавшая Инза схватила его за плечи.

– Ты чего? Болит что-нибудь?

– Теперь… теперь вроде бы нет, – с трудом выдавил Питер, переводя дыхание. Отнял руки от лица, почти уверенный, что увидит на ладонях кровь. Но никакой крови не было. – Вдруг что-то в голову резко – раз! – и вступило… а теперь прошло.

– Прошло, говоришь? – Инза с подозрением смотрела на него.

Питер поспешно поднялся на ноги, прислушался к себе. Боль не возвращалась, даже отголоска никакого не чувствовалось.

– Да, все нормально. Может, на погоду голова среагировала. Было же ясно с утра, а теперь, смотри, все затянуло…

– На погоду? – недоверчиво переспросила Инза, но развивать тему не стала. – Ладно, раз ты в норме, идем. Надо спешить.

Как только они отошли от флаера на несколько метров, тот бесшумно поднялся в воздух и не спеша покинул ангар. Створки дверей затворились, и наступила тишина.

– А как же мы потом? – встревожился Питер, но Инза махнула рукой.

– Будем улетать – вызовем новый, не проблема. Сетевые флаеры никогда не ждут пассажиров.