Во всяком случае молодому человеку, потерявшему любовь (как он думает) всей своей жизни.
Сильван хоть и волочился в бытность свою ратоборцем1 Тэраса за кучей девиц, по-настоящему был влюблен лишь раз – и с этой любовью, не без скрипа, конечно, но все же прожил больше тридцати лет. Он не мыслил себя без Крис, хотя каждый раз, когда она весной уходила к очередному Хранилищу, понимал, что, возможно, больше ее не увидит.
Но человек ко всему привыкает. Сильван привык, что Крис приходит и уходит – потому что просто не может иначе. И Питер смирится, что его эр-лан останется лишь дивным воспоминанием, а сам встретит кого-то другого. И будет любить – конечно, не так, как любил Фэлри, просто потому что любовь никогда не повторяется и невозможно любить одного человека точно так же, как другого. Нельзя прожить всю жизнь, питая огонь души лишь постепенно затухающими воспоминаниями…
Но когда Сильван пытался утешить себя таким образом, сразу вспоминал о брате Крис, Джори, на которого Питер был поразительно похож в детстве, – и о его друге Айкене Райни2.
И сразу же спешил заняться чем-нибудь, лишь бы забыть об этом, не проводить никаких параллелей. Не думать о том, что трагедия может повториться, только теперь уже с его сыном. Потому что за него Сильван мог отдать жизнь без малейших колебаний.
Не добавляли спокойствия и разговоры Питера о том, что жители Оморона что-то замышляют против людей за Барьером, и сегодня Сильван увидел подтверждение его словам. После столкновения с сегами и бегства Винни он уже не мог отнести происходящее на счет чрезмерно возбудимой психики Питера. И с неменьшим напряжением, чем сын, ждал, что предпримут сеги, обнаружив потерю своего разведотряда.
Все это подспудно точило его, тревога пронизывала жизнь, мешая работать, думать и отдыхать. Поэтому, когда посреди ночи кто-то осторожно коснулся его плеча, Сильван взвился на кровати и схватил лежавший у подушки кинжал.
– Отец, это я! Все в порядке!
Бледность и испуганный взгляд Питера говорили совсем об обратном, и Сильван тут же вскочил.
– Что случилось?!
– Пока ничего, – удрученно произнес Питер, – пойдем, я тебя кое с кем познакомлю. Кинжал только оставь.
Сильван молча оделся и последовал за сыном с ощущением человека, идущего через пропасть по жердочке, а потом…
Его юные годы прошли весьма бурно, и все же подобное чувство переполняющего душу восторга и благоговейного восхищения Сильван испытывал всего пару раз за всю жизнь – по отношению к поразительной красоте окружающего мира. Никогда бы не подумал, что испытает нечто похожее при взгляде на человека, но сразу же понял, на кого именно смотрит.
Точнее, таращится с открытым ртом – верх неприличия!
– Прошу прощения, – пробормотал Сильван, с трудом отводя глаза.
– Все в порядке, не переживайте. – Голос гостя звучал, словно нижние ноты скрипки, и, казалось, при всем желании не мог быть громким. Мягкая, плавная речь воспринималась как песня, что бы он ни говорил. – Постоянное внимание – часть жизни любого эр-лана, так что я привык. Я Мелл Фэлри.
Пожимая прохладную, узкую ладонь с длинными, сильными пальцами и бормоча свое имя, Сильван начал постигать глубину пропасти, в которую безвозвратно упал его сын. А также смехотворность надежд на то, что Питер оставит прошлое в прошлом и найдет кого-нибудь другого.
Приходилось признать – ни один человек, хоть раз увидевший Фэлри, не забудет его до самого дня отбытия на Тот Берег3.
Однако на лице Питера, только что соединившегося с возлюбленным, радости что-то не наблюдалось. Бледность пробивалась сквозь загар, он ерошил черные кудри, ходил по комнате, вставал, садился и снова вставал, точно человек, терзаемый неотступной болью.
– Два года Питер уверял меня, что Оморон хочет напасть на нас, – медленно произнес Сильван, глядя на метания сына, – неужели сейчас вы скажете мне, что это правда?