– Это у нас нет выбора, – ответил Сандор, не оборачиваясь. – У них как раз есть.

Ночью ему спалось на редкость паршиво. Сон, который изредка наваливался, словно влажная подушка, прижатая к лицу, был мутен и оставлял после себя тяжкое чувство. Трижды Сандор просыпался в поту – и трижды падал опять в сонную болотную жижу, засасывающую его все глубже и глубже.

И где-то на глубине в конце концов он увидел Орешкина. Биолог шел прямо по воде, время от времени нагибаясь и что-то срывая. Сандор окликнул его, и Орешкин обернулся с удивленным лицом.

– Цветут…

На разжатой ладони лежали несколько белоснежных цветков. Сандор принюхался, ожидая уловить ангельский аромат, но вокруг на все болото воняло лишь чесноком и какой-то тухлятиной.

– Здесь кто-то умер? – он огляделся.

– Здесь все умерли, – с кроткой улыбкой отозвался Орешкин.

– И я?

– И ты.

– А чани?

Орешкин помрачнел и отвел взгляд.

– Чани! – настойчиво повторил Сандор. – Чани, чани!

Биолог постарался отойти в тень, но врачу отчетливо было видно, как Орешкин покрывается синей шерстью. Малиновые уши встали торчком на маленькой голове. По щекам расползлись два розовых пятна.

– Ваня, ты что… – произнес оторопевший Сандор, уже понимая, что ему снится кошмар.

Орешкин обернул к нему плоское мохнатое лицо.

– Беги, – хрипло прорычал он.

В лапе его оказался остро заточенный деревянный нож.

Сандор в ужасе рванул в сторону, но из земли поднялись белые цветы и полетели ему в лицо, как стая мошек. Они пахли смертью, и врач почувствовал, что задыхается. Он отчаянно замахал руками и проснулся.

Сердце учащенно билось, волосы на лбу намокли от пота.

– Черт, приснится же…