— Нет, — прорычал я, злясь, что она так это восприняла. — Я просто терпеть не могу, что другие люди делают это.

— Я не трахаюсь за деньги! — закричала она. — И я, чёрт возьми, уверена, что мне не нужны твои деньги, потому что мы трахаемся.

— Действительно большая разница, — сказал я, мой тон сочился сарказмом. И даже мои собственные внутренности скрутило от отвращения к моим словам. Что, блядь, я делаю — что говорю? Закрыв глаза, я покачал головой и понял, что переступаю черту, одна нога уже свисает с обрыва. Мой страх потерять контроль и причинить ей боль занял всё место, и я ничего не сделал, чтобы остановить это.

Это было похоже на то, что осознание того, как близко я к краю, отбросило меня на несколько шагов назад, как будто это прочно удерживало обе ноги на безопасной грани потери контроля, и я попытался прийти в себя. Я попытался всё исправить, но, когда открыл глаза, чтобы посмотреть на Оклин, её лицо было искажено болью, которую я в неё вложил.

— Пожалуйста, Оклин, — умолял я, хотя чувствовал, что уже проиграл битву. — Я знаю, что ты сильная и гордая. Я знаю, что ты можешь справиться со всем сама, но ты не обязана этого делать. Позволь мне помочь.

У неё задрожал подбородок, и она покачала головой.

— Не могу.

Гнев бурлил, но достаточно слабо, чтобы я осознавал его и то, как легко было выплеснуть его наружу. Но всё же достаточно, чтобы это напомнило мне о вреде, который я мог причинить, и это поразило меня. Как удар кувалдой в грудь, это поразило меня.

— Я тоже не могу.

Её подбородок в шоке опустился, глаза расширились, и она быстро заморгала, пытаясь изменить картинку перед собой. Мне пришлось стиснуть зубы, когда слёзы застилали её глаза и скапливались на нижних веках, прежде чем упасть, оставляя серебристые дорожки на её щеках, которые мне так хотелось стереть.

— Кэллум… — её слова оборвались сдавленным шёпотом.

Она была так красива, а я продолжал вспоминать, как мой вопрос заставил её почувствовать стыд и смущение. Я продолжал вспоминать боль на её лице, когда оскорбил её, превратив в проститутку. Вспоминая, как легко меня победил гнев и изменил то, как она смотрела на меня. Я не мог так поступить с ней.

— Окл… — её имя застряло у меня в горле, и мне пришлось прочистить его и попробовать снова. — Оклин, ты для меня весь мир. Ты дала мне видение будущего, которое я и не думал, что у меня когда-либо будет, которого, как думал, я не достоин. Ты так молода, так полна жизни, и мне посчастливилось, что ты разделила её со мной. Когда я смотрю на тебя, мой мир кажется более правильным, я чувствую себя более умиротворённым, чем за последние годы. Когда я смотрю на тебя и вижу, как ты смотришь на меня, я чувствую себя кем-то другим. Кем-то нормальным, у кого будет нормальное будущее. Мне хорошо, когда ты смотришь на меня, — проводя языком по пересохшим губам, я изо всех сил пытался выдавить правду. — И, если мы продолжим в том же духе, это всё исчезнет.

Она покачала головой, не понимая меня. Как я мог признать, как низко я пал? С трудом сглотнув, я провёл рукой по волосам, уставившись в пол.

— Моя неуверенность из-за того, что ты работаешь здесь, моя ревность сказывается на мне. Я… я стал больше пить. Вообще-то, очень много. Я знаю, ты видела, как я выпивал, но это гораздо больше, чем то. Я чувствую, что моё терпение иссякает всё быстрее, контроль, над которым я с таким трудом работал, ускользает у меня между пальцев, как песок, и я едва держусь, — я широко развёл руки, представляя ей эту ночь. — Я имею в виду, чёрт возьми. Посмотри, что только что произошло. Посмотри, что я тебе сказал. Я не могу продолжать делать это только для того, чтобы уничтожить тебя. Я знаю, что это не навсегда, но я не могу ждать и уничтожить нас в процессе. Как мы оба будем выглядеть в конце? Останутся лишь фрагменты того, кем мы были вначале?

— Кэллум, мы можем это сделать. Мы можем сделать так, чтобы всё получилось. Обещаю, мы найдём способ, — умоляла она меня, подходя и обхватывая мои руки своими. Мягкое тепло её кожи потрясло меня, поднимаясь вверх по рукам, пытаясь заставить моё сердце биться, но оно казалось пустым, как будто лежало там бесполезное, умирающее. Её глаза засияли ярче от слёз, вызвав искру в моих собственных. Комок, застрявший у меня в горле, вырвался на свободу, и влага потекла из моих глаз. У меня зачесался нос, и я возненавидел себя за то, что не смог оказаться сильнее. Что я просто не смог проконтролировать свои эмоции.

— Я не могу позволить ревности и страху — моей неспособности рационализировать и обуздать эти эмоции — разрушить тебя. И я не могу смириться с осознанием того, что ты делишься чем-то таким отчаянно ценным для меня с другими. Даже если это притворство. Даже если это просто работа.

Её лицо сморщилось, и я сжал её руки в своих, борясь с желанием притянуть её к себе и обмануть нас обоих, просто чтобы заставить её перестать плакать. Но это было бы только на время, я бы лишь отсрочил неизбежное.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляла она сквозь слёзы, разрывая меня на части.

Я помолчал, пытаясь справиться с давлением на грудь, пытаясь сдержать слёзы, катящиеся по щекам.