Его сердце наполнилось бы радостью, если бы он увидел Каресу, будущую хозяйку этих земель, и то, с какой страстью она относиться к работе всей его жизни.
— Он созрел, — произнесла Кареса, отрывая меня от размышлений.
Я взял виноградину с той же грозди, просто чтобы убедиться в том, что она была права. Когда интенсивный вкус достиг моего неба, а уровень сладости достиг пика, я повернулся к молчаливой, ожидающей Каресе.
— Вы правы.
Я отодвинулся, когда она отрезала гроздь и положила ее в ведро. И следующие три часа, она часто улыбалась, когда сортировала спелый виноград от их незрелых соседей.
С Паваротти36 играющем на заднем плане, благодаря старому магнитофону моего отца, мы закончили три ряда раньше времени. И впервые за семь месяцев, я понял, как мне нравится работать, когда я был не одинок.
Это было… приятно, когда была возможность разделить с кем-то этот момент.
И мне нравилась улыбка Каресы.
Она была такой же сладкой, как и мой виноград.
Глава 5
Я поднялась, разминая ноющие мышцы. Мои ноги дрожали, от долгого сидения на корточках. И все же, не смотря на боль, я чувствовала себя хорошо. Намного лучше за очень долгое время.
Звук ботинок, послышался позади меня. Когда я повернулась, Ахилл шел в мою сторону. Он относил последнее ведро с виноградом в амбар. А я задержалась, чтобы убедиться, что мы не пропустили ни одной кисти винограда. Так оно и вышло. В любом случае, я не думала, что Ахилл совершил бы такую ошибку.
Его взгляд был устремлен на меня, и когда я подняла свои глаза, наши взгляды встретились. Ахилл быстро переключил свое внимание на землю, и пробежался рукой по задней части шеи. Я заметила, что он делает так, когда нервничает. Все утро Ахилл в основном молчал. Он не был из тех, кто попусту тратит слова. Все, что он говорил, было прямым и предполагалось с определенной целью, или мое любимое — похвала за то, что я сделала что-то правильно.
Но в нашем молчании не было никакой неловкости. Слова были не нужны. В тишине он демонстрировал свое величие. Временами, я была ошеломлена, как много он знал о винограднике, как тщательно и красиво следил за каждым шагом. Казалось, что шум и пустая болтовня только бы испортили весь процесс.
Я не знала его возраста. Он не выглядел намного старше меня — двадцать четыре, может двадцать пять. Но то, что он знал об урожае, было удивительным.
Несомненно, Ахилл был красив. Теперь я считала так еще больше. Его обнаженный торс блестел на ярком солнце, темная щетина затемняла точеное лицо. Но еще более привлекательным была его любовь, с которой он отдавался своей работе. За те несколько часов, которые мы провели в поле, я видела намного больше его сердца, чем он мог выразить словами.
Его щека подергивалась от гордости, когда я делала, что-нибудь правильно. Его ноздри слегка раздувались, глаза закрывались, длинные ресницы целовали его скулы, когда он смаковал идеальный вкус винограда. Его губы слегка сжимались в сосредоточении, когда он держал в своей грубой ладони гроздь винограда, глаза были опущены, чтобы он мог просто чувствовать. Вера в интуицию указывала ему путь. Он был воплощением простоты, но в тоже время его так сложно было распознать. Мне хотелось залезть в мысли этого маэстро виноделия.
Хотелось бы понять, что такое истинное величие.
— Вы… вы голодны? — спросил Ахилл, возвращая меня в настоящее.