Плоское, словно блин, лицо соперника, на котором прятались маленькие глазки, выражало желание закончить со мной как можно быстрее, невзирая на все мои регалии. Батыр, однако, не стал кидаться вперёд сломя голову: как только он пытался это сделать — сразу же из его угла на казахском что-то кричал тренер, и оппонент, словно пёс, послушно подчинялся команде.

Я тоже не рвался на Садыкова, памятуя о своём плече, предпочитая менять стойки и тем самым вводя казаха в заблуждение. Заодно не мешает присмотреться к сопернику. Хотя в общем-то в его бою с Санькой уже присмотрелся и сделал для себя кое-какие выводы, но всё равно разведка не будет лишней.

В целом поединок складывался по нашему с Храбсковым сценарию. Я кидал слабые джебы левой, акцентированные правой, постоянно двигался, памятуя, что правильная работа ног — как минимум половина успеха. Всё складывалось неплохо до тех пор, пока во втором раунде, видимо, получив наставления от тренера, соперник не решил проверить меня на вшивость. Проверка состояла в нескольких затяжных атаках, когда Батыр, весящий, такое ощущение, явно больше заявленных на взвешивании 80 кг, пытался зажать меня в углу и обработать серией коротких ударов по голове и корпусу. И вот тут-то после очередной его атаки я понял, что моя левая рука вообще отказывается работать, максимум, на что она способна — это находиться в согнутом состоянии, защищая левую часть корпуса и головы.

Картина Репина «Приплыли»! Кое-как я продержался второй раунд, а в перерыве, когда Храбсков спросил, почему я совсем перестал бить левой, объяснил причину. Тот даже перестал обмахивать меня полотенцем.

— Так что теперь, — растерянно спросил Анатольич, — снимаемся?

— Ну уж нет, — буркнул я. — Попробую побегать от него с одиночными джебами правой.

А вот тренер моего соперника, похоже, заметил, что с моей левой рукой что-то не то, и как только начался третий раунд, Садыков принялся раз за разом обрабатывать моё левое плечо. Ого, блин, а ведь больно! И теперь я вообще не могу руку толком поднять, она так и норовит повиснуть плетью.

Ноги, мои любимые, шустрые ноги, давайте, спасайте меня! И я начал скакать по рингу антилопой гну, удирающей от голодного льва. Но всё же иногда позволял себе лягаться… то есть выкидать в сторону казаха одиночные правой. И что приятно, пару раз я умудрился его серьёзно зацепить.

Рефери тоже заметил, что моя левая рука висит плетью, а я морщусь от боли, остановил поединок.

— Что у вас с рукой? Вы можете продолжать бой?

— Да всё нормально, просто мне плечо слегка отбили, сейчас пройдёт.

Прозвучала команда «бокс», и началась вторая серия фильма о погоне льва за антилопой. Чувствуя, что времени остаётся совсем мало, Батыр попёр на меня танком, продолжая молотить уже не только несчастное левое плечо, но и всего меня от пояса и выше. Причём пёр, уже просто опустив голову, словно решив меня заодно и забодать. Эта гонка меня уже изрядно утомила, я стал двигаться медленнее, и прекрасно сознавал, что даже если дотяну до финального гонга, то вполне могу по очкам и проиграть, и это вызывало во мне чувство бессильной ярости.

И тут то ли озарение на меня снизошло, то ли это и есть класс боксёра, но в какой-то миг, будто глядя плёнку в «рапиде», я увидел не только безумные, налитые кровью глазки соперника, но и его совершенно открытую челюсть. В короткий апперкот я вложил все оставшиеся силы, понимая, что, если удар не достигнет цели — за оставшееся время боя от любого тычка свалюсь на канвас.

Но я же везучий сукин сын! С ликованием наблюдаю, как Садыков замирает, будто врезавшись с разбегу в стену, а затем его чёрные зрачки закатываются, и он падает сначала на колени, а затем заваливается набок. На автомате иду в нейтральный угол. В ушах у меня словно вата, я с трудом слышу голос рефери, отсчитывающего… Нокдаун или нокаут? И только услышав возглас: «Аут!», я понимаю, что это победа.