Гуннар сидит на передней скамейке. Между ним и родителями пустое место, и они оба, прищурившись, смотрят на меня со смесью признания и недоверия. Одно несомненно связано с другим.

– Садись, – шепчет он, когда я наконец подхожу к нему. – Церемония вот-вот начнется.

– То заявление в полицию, – начинаю я. – Когда на Свейна Борга заявила тетка со своей семьей за вандализм на могиле и кражу памятника.

– Да, – шепчет он, и на подиуме у кафедры за гробом Анн Мари появляется священник.

– И после смерти матери его втянули в судебное разбирательство. Он подавал прошение губернатору, чтобы ее кремировали, но ему отказали.

– Да, – Гуннар взглядом следит за священником. – Умерший сам должен был указать кремацию в завещании, и что прах следует развеять по ветру, или как это называется. И насколько я помню, в случае Сольвейг Борг этого не было. Поэтому прошение отклонили.

– А помнишь, где он хотел развеять прах?

Гуннар кивает. Священник поднимается на кафедру и благоговейно смотрит на собравшихся.

– У подножья горы, – шепчет Гуннар.

– Какой горы? – нетерпеливо спрашиваю я.

Он раздраженно пожимает плечами, и священник начинает свою речь.

– Не помню, – говорит Гуннар. – Позже разберемся.

– Гротинден? Название горы – Гротинден?

– Да, кажется так. А что?