С шоссе на обочину сошла девушка, остановилась, ждет, когда пройдет наша машина. Я узнаю ее: Люба! Проскакиваем мимо на полной скорости. Барабаню кулаком по кабине. Надо же так разогнать, никак не может остановиться...

— Чего тебе? И так держу на девяносто.

Я вылезаю из кузова, бросаю шоферу:

— Езжай, дойду пешком. Хочется подышать свежим воздухом. — И иду в обратном направлении.

— Ненормальный! — кричит мне вдогонку водитель.

Люба бежит навстречу и, запыхавшись, падает мне на грудь. Стоим молча посередине дороги, растерянные, счастливые.

— Люба!..

Девушка зажимает мне губы своей горячей ладонью.

— Молчи! Я сама расскажу, как было там, в горах. Снег, метель, буран. Отчаянная борьба с разыгравшейся стихией. Выбились из сил. Промокшую одежду сковал мороз. Смерть дышала в лицо. Но вы не покорились, продолжали двигаться вперед, добрались до пещеры. Спасение! Можно переждать непогоду. И тут — обвал!..

— Немножко не так. Силы у нас были, мороз не сковывал одежды...

Люба насторожилась, глаза ее потемнели. Я еще не знал, кем она была недовольна: мной или собой? А когда выслушала, притянула меня к себе.

— Я всегда в тебя верила, всегда! Только временами не понимала... Сделай так, чтобы у меня никогда не возникали сомнения, никогда!

— Что я должен сделать, Люба?

— Поцелуй меня...

Отчаянно ревет сигнал автомашины. Догадываемся, что это нам. Сворачиваем с шоссе и идем по полю. На моих глазах совершается чудо. Кажется, только вчера лежал снег, а вот за один день земля ожила: поутру проснулась, умылась талой водой и сразу зацвела. Вся долина загорелась красными тюльпанами. Их полураскрытые бутоны тянулись к горячему солнцу. В нежных лепестках уже трудятся пчелы, зарываясь в самую сердцевину цветов. Разомлев от тепла, дремлют выбравшиеся из зимних нор семейства сусликов. Они и не подозревают, что через мгновение не досчитаются кого-то из своей родни: к ним уже зорко присматривается молодой орленок, бесшумно плавающий на своих размашистых крыльях. Из-под ног взлетают нарядные птички и неподалеку опускаются в травяные заросли.

На горизонте плещется горячий слоистый воздух и словно раскачивает высокие снежные вершины. А вверху, празднично гомоня, тянутся на север живые треугольники перелетных птиц. Разве это не чудо — видеть и слышать, как пробуждается земля!

И только теперь замечаю, как я нелеп среди цветов в своей одежде: в валенках, полушубке, шапке. Дед-мороз, запоздавший к Новому году на три с лишним месяца. В кузове автомашины я не обращал на это внимания: многие в госпиталь попали зимой. Но сейчас, когда рядом с тобой девушка с непокрытой головой, в бежевых туфельках, в легком коричневом костюмчике, поневоле чувствуешь, как с тебя льет пот, видишь, как плачут огненно-красными слезами цветы, раздавленные широкими валенками.

Но девушка, кажется, не замечает ни тюльпановой плантации, ни моего нелепого наряда. Она берет меня за руку, останавливает.

— Коля, слушай! Это очень серьезно...

Люба не советует, не просит, а приказывает. Я должен сегодня быть у них на квартире. Так хочет ее мама. Она будет говорить с нами, возможно, ругать нас. Чтобы подготовить к этому разговору, Люба посвящает меня в тайны их семьи. Папа за то, чтобы дать дочери больше самостоятельности, мама — за опеку, плотную, как кирпичная стена. Если бы мама прошлый год приехала в Володятино, не бывать бы нам на рыбалке и уж тем более в лесу. Она и сейчас не может вспоминать без содрогания об этой вылазке. Неудачи дочери в школе она тоже адресует нам обоим.