– Чего ты плачешь? – спросил Влад, – Обжегся? Давай я буду помогать.

Действительно кто-то плакал и задумавшись я пропустил эти звуки мимо ушей, но теперь слышал отчетливо, и даже видел.

Плоский камень посреди реки, который я мысленно уже назвал блином – не пустовал. На нём сидела маленькая девочка в белой ночнушке и плакала, закрыв лицо ладошками. Я перестал мешать воду и стоял, пытаясь понять, откуда она там взялась. Влад тоже оторопел и переводил взгляд с камня на меня и обратно. Рот он забыл закрыть, как всегда когда удивлялся. Как мальчишка, честное слово.

– Ишь ты, – пробормотал Влад, – белая, как снежок в начале зимы.

Действительно белые красивые длинные волосы нельзя было не отметить. Красавица вырастет писаная, княжна.

– Ноги босые, – продолжал Влад, – сухие кажись. Долго сидит. Как так не видели её, а?

Нужно было разобраться, и мы оставили белье вариться в собственном соку. Медленно пошли к краю берега, да и встали, когда водичка по щиколотку была.

Девочка болтала ножками в воде не переставая плакать. По воде шли круги. На берегу и в округе было по прежнему пусто, как будто вымерли все.

– Эй! – позвал её Влад, он опомнился первым. – Ты чего плачешь?

Девочка убрала руки от лица и улыбнулась, вытирая слезы.

– Ничего, дяденька. Грустно мне.

– А как ты попала туда, на середину Муромки? Плавать умеешь?

– Ничего, дяденька. Грустно мне.

Она повторила слово в слово это несколько раз и с одинаковым выражением лица. Потом прятала лицо в ладонях и продолжала плакать.

– А как зовут тебя? – спросил уже я.

– Ничего, дяденька. Грустно мне.

Влад озадаченно посмотрел на меня и пожал плечами.

– Что делать будем?

Девочка опять уткнулась ладонями в лицо и плакала, болтая ногами.

Нельзя ее оставлять в таком состоянии. Хотя бы родителей позвать, чтобы забрали. Но девочка на вопросы отвечать не собиралась и стандартно произносила только " Ничего, дяденька. Грустно мне".