Книги
Всемирный следопыт, 1930 № 10-11
Зорок и хищен похожий на степного волка пулеметчик Любченко, засевший на плоской крыше. Это он, главным образом он отбил две атаки. У него выгоднейшая позиция. Его можно сбить только из орудий или с аэроплана. Ни артиллерии, ни аэропланов у противника нет.
Сиреневые сумерки ползут на степь, и все еще нет сигнала открывать огонь.
Сигнал — привычен: сполох станичной звонницы.
Тишина. Любченке хочется закурить. Нельзя. Скоро — дело. Вдруг чуткое ухо пулеметчика слышит шорох. Кто-то лезет на крышу. Тихо, как мышь. Осторожно, как ласка.
Врагов тут нет, не может быть. Кто же?
Лицо мальчугана на несколько мгновений показывается над крышей.
— Записка… от Уткина… Секретная… — шепчет мальчуган.
Любченко берет записку. Ого! Коль Уткин перед делом посылает записку, значит, дело серьезное.
«Совершенно секретно.
Насъ обошли. Врагъ близокъ. Наступающiй противникъ стройными колоннами покажется съ восточной стороны станицы. Срочно перестрой пулеметъ. До сигнала — полнѣйшая тишина. В видѣ сигнала будет пущена ракета. По сигналу открывай немедленно ураганный огонь по противнику на востокѣ (дорога с ветлой). Бей какѣ можно сильнее и — главное — безостановочно.
Любченко прочел и нахмурился. Слово «обошли» на фронте всегда звучит тревожно. Веет холодом братской могилы от этого слова. Но характерный, твердый почерк Уткина вселяет бодрость.
— Есть, ваше благородие. Красные обошли нас, но они не знают, что с этой крыши на восток бить еще сподручнее, чем на север.
Любченко быстро перестроил пулемет, взяв на прицел ветлу на дороге. Сиреневые сумерки ползут на степь. Санька лежит на скирде. Записка передана. Остается последнее — пустить ракету в нужный момент.
Санька протирает глаза. На восточной дороге маячит большая дуплистая ветла. Скорей бы, скорей бы… А то будет темно, не увидишь.
Враг молчит. Молчит беспощадный пулемет на крыше. Красноармейцы изучили его коварный нрав. Он молчит до поры до времени. Он подпускает до роковой черты, до верного прицела. Переступи эту смертную черту — и начинается огненный крутень, ярый водопад пуль…
Никто не знает, где дугой изогнулась по степи невидимая черта, после которой начинается ад.
Стемнело. Уже смутно маячит ветла. Санька сосет палец. Ракета наготове. Вот что-то шевельнулось в сумерках. Может быть, это от набежавшей слезы в глазу?
Нет, теперь уже ясно видно — это отряд. Усталый вид, вялый шаг — видно, трудный и дальний был переход.
Санька зажмурился. Ракета взлетает ярко и ослепительно.
Она рассыпается в недосягаемой вышине изумрудно-зелеными звездами. Звезды сыплются куда-то в ковыльную степь.