— Ничего! — ответил тот, сердито бросаясь на лавку. — Непролазное болото!

— Чего уж! — махнул безнадежно рукой «халтурный поп». — Дорог пробойных и в помине нет, а гибель каждый твой шаг стережет, аки бес треисподний. Шаг ступни — пропал!

— Ишь, нагородили, дьяволы: — сплюнул Птуха. — А все для того, чтобы люди без горизонту жили, без кино да клубов. Не мимо сказано про них — развитый капитализм! Рубать их, гадюк, надо!..

— Мне все же как-то не верится, — сказал Косаговский, — чтобы через это болото невозможно было пробраться помимо проторенных тропинок. Помнишь, ты сам говорил, — обратился он к Ратт-неру, — что выход можно найти из любого положения, нужно лишь крепко этого захотеть!

— Я готов взять свои слова обратно! — ответил безнадежно Раттнер. — Отсюда, мне кажется, нет выхода! Ты же сам знаешь, вот уже три месяца бьемся, отыскивая путь через Прорву. И никакого результата!

— А все же я одного не понимаю! А разве зимой…

— Ты хочешь сказать, что зимой Прорва должна все же замерзать? — прервал Косагозского Раттнер, — и тогда путь свободен в любом направлении? Представь себе, что Прорва не замерзает даже зимой. И в этом нет никакого чуда. Лазая по прорвинским болотам, я обнаружил два серно-щелочных ключа с температурой воды приблизительно плюс тридцать шесть — тридцать семь Цельсия. Догадываешься, в чем дело? По словам местных жителей, над Прорвой зимой стоит пар, как над чашкой щей, вынесенных на мороз. Часть прорвинских болот лежит на гнейсовых и гранитных породах. По глубоким трещинам в этих массивах поднимается вода, нагретая в недрах внутренним теплом земли. Поэтому часть болот не замерзает даже в лютые морозы, поэтому через Прорву нет хода даже зимой…

Раттнер смолк. И долго молчали все присутствующие.

Косаговский поглядел в окно. Темнело. Тайга словно придвинулась ближе к городу. Там, за тайгой, — широкий, кипучий мир. А здесь — угарное средневековье.

— Значит, не уйти? — глухо опросил он.

Никто ему не ответил. Долго молчали. Лишь, когда светлые летние сумерки встали за окном, заговорил тоскливо Птуха:

— И живут-то здесь не люди, а чувырлы какие-то! Пошел недавень на ихний Торг, подметки к сапогам купить, ан хвать червонцы-то и не берут! «Почему, говорю, советских червяков не принимаете? Што за контр-революция?»

А меня за этот шухер стрелок ихний топорищем по спине. Ну, што ты будешь делать? Подхожу к другой лавке, гляжу… Ой, лишенько! Вместо денег пуговицы от моего бушлата принимают, да еще сдачи дают. Ну, разве не чувырлы?

Раттнер засмеялся. А затем сказал серьезно и строго:

— А все же через Прорву есть путь. И мы найдем его. Как? По «Книге Большого Чертежа»!

Косаговский посмотрел пытливо на Раттнера. Лицо его смутно белело в полутьме сумерок. Но все же видна была глубокая морщина, пропахавшая лоб от корней волос до переносья.

— Я догадываюсь, о чем ты говоришь! — сказал летчик. — Восстание? Но сколько времени уйдет на подготовку его?

— Не так много, как ты думаешь!

— Ты, Николай, мало считаешься с уровнем общего развития новокитежан, — заговорил Косаговский, — с их еще не добудившимся классовым сознанием.

— Знаю! — передернул нетерпеливо плечами Раттнер. — Старцы, эти полуграмотные ханжи и лицемеры, сотни лет держали в повиновении новокитежан. Но теперь готово лопнуть терпение даже и этих безответных рабов религии. Для успешной революции в новокитежоких условиях нужна лишь небольшая, но тщательная подготовка да повод к восстанию, и половодье это захлещет, затопит кремль!..