– Ну и что? – Трофимов отложил гитару. – Не утомил?

Зюник выпрямился, отрицательно покачал головой.

– Сильная вещь, – признал деятель массовой культуры. – Но кому ты ее адресуешь?

Трофимов представил парней, которых видел на суде над Милевским, своих соседей по трибуне в Лужниках, ребят, вышедших пару лет назад на Манежку после убийства болельщика «Спартака» Егора Свиридова. Но пересказ всего этого занял бы слишком много времени. А вопрос Зюник задал серьезный.

– Тем, кто хочет без страха жить в своей стране, не желает отдавать ее чужим идеям, правилам, привычкам. Извини за чрезмерный пафос.

– Извинил. Понимаю. Но в песне у тебя хорошо выражен пафос отрицания. Да, под нее хорошо шагать строем, бить, громить. Ее можно орать срывающимся голосом. А дальше, когда все разгромлено, разбито, смято? Враг повержен – что торжествует?

– Справедливость! – уверенно ответил Трофимов.

– Справедливость у каждого своя, это мы с тобой хорошо знаем. Смотря под каким знаменем идет толпа. Под красным – одна справедливость, под зеленым – другая. Мне вот, знаешь, нравятся знамена, на которых много цветов. Глядишь, и для меня найдется.

– Ну, до таких знамен нам еще шагать и шагать, – грустно признал Сергей.

– Правильно. Но направление-то надо выбрать, иначе не дойдем. Знаешь, почему я никогда не работал с рокерами?

Трофимов всем своим видом выразил заинтересованность в ответе. Зюник любил ораторствовать, но ему нужна была поддержка аудитории.

– Для меня российский рок закончился на Викторе Цое. Лично не был знаком, так, пересекались за кулисами. Но песни! Он всегда искал причины происходящего в себе. В собственном несовершенстве, в своем характере, мыслях. Ты понимаешь, не своих буквально, а своего лирического героя. Несчастья, беды, уродства – во всем он обвинял себя, должен был сделаться лучше, чтобы этого стало меньше. А следующее поколение рокеров стало искать врага. Власть, общество, инородцы – вот кто виноват. А мы все белые и пушистые. Не верю. Мне неинтересна пропаганда, а это она самая и есть, пусть иногда под классную музыку.

– А Шевчук?

– Да, у Шевчука есть прорывы. Но один в поле не воин. К тому же стар, раздражителен, выдохся в музыкальном плане. Где новая «Осень»? Двадцать лет прошло, а она все «последняя».

– Согласен. Но ведь общество меняется. И цели у него возникают новые, и враги – назовем вещи своими именами – тоже другие. Когда-то врагом номер один была власть – это одни песни. Теперь власти можно только посочувствовать. Борьба пошла на религиозном поле, на национальном. А тут надо и рыбку съесть, и не сесть сам знаешь на что. То, что президент не может сформулировать прямо, волен заявить рок-музыкант. А если после этого президент приглашает рокеров на встречу, значит, они все сделали правильно. С точки зрения ситуации в обществе.

– Сережа, у власти тоже есть сиюминутные интересы. Ты попал в струю – тебя похвалили. А принесло это пользу обществу или пошло во вред – кто знает! Как говорит Григорян из «Крематория», «все ищут свои пути – кто-то в православии, кто-то в Кремль ходит».

Оба взяли паузу. Новые аргументы поспевали в головах.

Первым созрел Зюник.

– Если говорить о твоей песне – конкретно сильная вещь, я уже сказал. Но в ней я вижу одну системную ошибку. Она, кстати, общая для православия и ислама. Это говорю тебе я, старый еврей! И они, и вы сосредоточены на смерти – своей, чужой, но все равно на ней. Ну, с исламом понятно. Надел пояс шахида, подорвал сорок человек – и прямиком в рай с гуриями. На том свете шахида ожидает роскошный чертог, мебель там украшена жемчугом и драгоценными камнями. Шахид с золотой короной на голове восседает на кресле, сделанном из того же драгоценного металла, лакомится изысканными яствами. Понятное дело, его окружают семьдесят две черноокие девственницы, готовые ублажать героя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. А еще многомудрые исламские богословы заявили, что в раю шахид приобретает неутомимость в любви, поскольку его потенция становится равной силе ста зрелых мужчин. Не забыты друзья и родственники борца за веру. Ему прощаются все его преступления в этом мире. Он получает право порекомендовать Аллаху пятьдесят своих близких, чтобы и они в честь его заслуги оказались в раю. Ну, как гастарбайтеры перевозят в Москву всех своих родственников – по той же системе.

– Насчет ста зрелых мужчин – тут и я бы купился, – с усмешкой проговорил Сергей.