– Да ничего сверхъестественного. После наших разговоров, пусть на отвлеченные темы, у меня всегда ворох идей. А сейчас мне просто необходимо вдохновение.

Марина совершенно искренне рассмеялась.

– Прости, Юрий. Прости, честное слово. Никогда бы не подумала, что способна быть чьей-то музой. Платоническая геронтофилия… Прости великодушно. – Она, рывком перевернув бутылку, вновь наполнила стопки. Под одной растеклась крошечная лужица. – За вдохновение!

Мы выпили не чокаясь. Марина подперла подбородок ладонью, глаза подернулись нездоровой дымкой алкогольного веселья.

– Итак, благородный рыцарь, прекрасная средневековая фея явилась на твой зов. Скажи, что за печаль на сердце твоем?

– Воздействие какого уровня тебе доводилось проводить?

– Высшего, разумеется. – В голосе ведьмы прозвучала обида. – Еще на Конклаве в одна тысяча семьсот…

– Нет, лично для себя.

– Для себя? – Брови Марины взметнулись. – То есть ты меня опоил, а теперь под статью подводишь?

Я улыбнулся.

– Хорошо-хорошо, оставим неприглядную реальность в покое. Представь, что ты поймала золотую рыбку, и она готова исполнить твое желание в обмен на туманное обещание свободы.

– Юра, Юра… – Марина снова потянулась к бутылке, но после короткого раздумья оставила ее в покое. – Так то ж воздействие, а то рыбка. Молодость я бы вернула, Юра. И плюнь в глаза тем бабам, что говорят: мои года – мое богатство. Особенно коли они ведьмы. Любая из нас Договор нарушит и сто жизней на алтарь положит, лишь бы лицом и телом с волшебницами обменяться. Да только тут никакое, даже высшее воздействие не поможет, разве что у тебя и впрямь рыбка есть на примете. Многие бы и от магии нонешней отказались, лишь бы не выглядеть вяленой воблой в парандже. Вот только время вспять не повернуть. Ненавижу… – Она уставилась в пустоту. – Ненавижу.

На этот раз водку разливал я. На пятой стопке Марина вновь повеселела.

– А чегой-то ты, чароплет, пушкинскими вопросами задался? Али вправду рыбку изловил, да не знаешь, как желание потратить?

– Увы, рыбалка не мой профиль. – Я отправил последний пельмень в рот. – Я, знаешь ли, больше на охоте специализируюсь, но иногда мне хочется понять, как думают рыбаки.

– Жопой они думают, – с мрачным довольством проговорила ведьма. – Уж сколько я на этих рыболовов насмотрелась, ни один путной вещи не сказал. Если Темный, то мира во всем мире хочет. Если Светлый, то чтоб все Темные передохли. Очень мы, Темные, мир любим. Такой, чтобы нам в нем жить не мешали. А вот Светлым все лопату с граблями подавай. Чтоб сорняки с корнем пропалывать, пока земля юшкой не пропитается.

– Помнится, однажды Джованни…

– Джованни?! – Ведьма расхохоталась. – Да этот слизняк рыбку скорее изжарит, чем осмелится что-то изменить. Страшно им, Юра. Страшно всей инквизиторской падали. Они этим страхом живут и за него держатся, ибо без него они – ничто. Только он и придает им сил. Страх перемен, страх, что грядущее от настоящего отличаться будет. Хоть в чем-то. Хоть чуть-чуть. Потому ты, Юра, никогда Инквизитором и не станешь. Нет в тебе их страха, не готов ты зубами, в кровь, цепляться за мир без будущего.

– И что же тогда делать мне? Какое желание загадать?

Ведьма махнула рукой.