* * *

В классе, видимо, пятом, за мной заехал завспорта Прецизионного завода Алёш^[95], и мы поехали в магазин «Динамо», что была на улице Кирова. Алёш набирал для завода несколько спортивных брюк, одна предполагалась мне^[96]. Он спросил, какого цвета хочешь, чёрного или синего. Я подумал, раз спортивные, значит, синие. Оказалось, что это не спортивные треники, а выходные брюки, для парадов и торжественных встреч. Крой у них был классический, зауженный книзу, а материал эластичный, сейчас я бы сказал с лайкрой. Но цвет! Это был яркий электрик, такой, что бросается сразу в глаза, как цыплячий жёлтый. Издалека меня воспринимали как надевшего тренировочные штаны, рубашку и пиджак. Цвет брюк был очень одиозным. Нелепый вид, но мама ничего против не имела, и я надевал их в школу какое-то время.

А в школе готовили праздничное выступление то ли к дате образования СССР, то ли Октябрьской революции. Интернациональный номер, пятнадцать школьников в национальных костюмах изображают пятнадцать советских братских республик, рассказывая краткую историю и достижения советского периода. Мне досталась Киргизская ССР, я должен был изображать киргиза.

Был заучен приличный по объёму текст, по нынешним меркам в полную страницу А4. Иссык-Куль! Новое слово, незнакомое доселе, меня будоражило, радовало. Высокогорное пресноводное озеро, как наш Севан, оно формировало воистину братское чувство, основанное на похожих ценностях, пусть пока лишь географических.

Нас было 15 учеников, по числу республик. В национальных костюмах были единицы, большинство пришло в своей ежедневной одежде. Мы собрались в зале Дома офицеров. На мне были эти нелепые синие брюки. Я расхаживал по фойе и в зале между рядами в надежде, что выступление каким-то чудесным образом не состоится. Но тут меня остановил незнакомый мальчик:

— Ты Саша Мурадян? — Я. — Мы тебя ищем-ищем, а ты вот где. Иди скорее на сцену, только ты остался.

Я прямо с центрального прохода запрыгнул на сцену. За кулисами стояли все «республики» с завучем Елизаветой Бениаминовной Шульман. Собрав всех, она сказала страшную новость: выходить будем на сцену поодиночке, а не все вместе полукругом, как предполагалось. Но это полбеды. Вторая половина беды — текст нужно сократить в два-три раза, экспромтом, прямо во время выступления! Сократить? Какую часть, начало, середину или конец? Или как-то иначе? Для меня это были невыполнимые условия. А ещё эти нелепые синие брюки, все пялятся, нет-нет, кто-то да съязвит: чего в спортивных штанах пришёл?..

Сашка Садовский выступал передо мной и легко справился с задачей.

Я вышел на авансцену, начал громко декламировать заученный текст, понимая про себя, что не смогу сократить, никак не смогу, будь что будет, прочту до конца. «Иссык-Куль! Иссык-Куль!» — говорю я пафосно. Тут до меня донеслись шёпоты из-за кулис, мол, хватит, заканчивай. Я повернул голову, вижу, машут руками, мол, всё, время вышло. Я, ничтоже сумняшеся, мгновенно оборвал своё связное изложение и затопал за сцену. Елизавета Бениаминовна по-матерински приобняла меня, приговаривая с улыбкой: «Ах, та мой киргиз! Настоящий киргиз!»

Не знаю так ли, но, мне кажется, что этот утренник, это моё выступление положило первый камешек в здание моего интернационального интереса к другим этносам, впоследствии максимально укрепившегося.

* * *

Наверно, в классе 6-ом, однажды, зайдя в класс, мы увидели нового ученика, смуглого кучерявого брюнета, старше нас, похожего на восьмиклассника. Там же был Ванцет, он нам сказал, что новый ученик с Кипра. «С Кипра? — Сергей Микоян театрально всплеснул руками. — Не верю!» Я повторил с тем же тоном: «С Кипра? Не верю!» Я хорошо помню, что я чувствовал свою неорганичность, фальшивость и в построении фразы, и в тональности, и в манере. Я копировал своего друга и лидера.

Начался урок английского. Роза Мисаковна спросила новичка: What is your name? — My name is George. Дальше выяснилось, что он английский он знает так же, как родные армянский и греческий.

После этого урока Жорж исчез, наверно перевели в более подходящий по возрасту класс или в другую школу.

После Ташкентского землетрясения в Армении появились переселенцы. Одного мальчика распределили в наш пятый «б». Это был Месропян Стёпа. Парень как парень, я с ним мало общался. Видимо, его в шестом классе перевели в «д». Помню, что как-то я его заискивающе спросил: «Как тебе понравился наш Кировакан?» — «Дыра», — сказал Стёпа, и мне стало обидно. Да, не Ташкент, но мы же со всей душой…

Был ещё один мальчик, этнический армянин, маленький, щуплый, тихий. Армянского не знал, как попал к нам, не помню. Имя его пока не всплыло из глубин памяти. Он был из Тувы. На карте СССР я быстро отыскал это место. На уроке труда Дмитрий Назарович спросил новенького: — Откуда? — Из Тувы. — О, Тула — большой город! — Не из Тулы, из Тувы, — прокричали мы с мест. — Из Тувы? — Похоже, Динозавр такого места не знал, что не удивительно.

Его, этого мальчика, как и Стёпу, я тоже спросил через какое-то время о Кировакане. Я уже знал, где Тувинская ССР, что за народ там живёт, я ожидал высокой оценки моего замечательного города. Болото, сказал он…

* * *

Это было в четвёртом классе, мы группой ребят по обыкновению возвращались после уроков домой, спускаясь по улице Фрунзе, обогнули угол химзаводского сквера и вышли на проспект. Навстречу нам шла самая знаменитая бабушка города — бабушка Мутафьян. Все школьники нашего времени знали её, приветствовали её при встрече и испытывали непонятное чувство причастности к великому прошлому советского народа. Бабушка Мутафьян видела живого Ленина! Как именно, насколько близко, может она была с теми ходоками из картины Серова, может, выполняла какое-то партийное поручение, — я не знаю. Но думаю, что она была из числа того легиона коммунистов, которых судьба хоть однажды приводила на уличные митинги Владимира Ильича. В хорошо организованной канонизации Ленина как иконы большевизма представителям этого отряда по простому факту биографии выдавался своеобразный карт-бланш на уважаемое и безбедное существование, чтобы свидетельствовать перед подрастающим поколением о «самом человечном человеке».

— Здравствуйте, ребята! — бабушка нас приветствовала первой.