Катакалон Кекавмен сообщает, что еще в 979 году ко двору императора Василия II прибыл немецкий рыцарь по имени Петр, выдававший себя за племянника короля германцев, который хотел служить византийскому императору. Этот Петр был произведен в чин спафария при Хрисотриклинии и назначен доместиком экскувитов[277]. Г. Г. Литаврин, ссылаясь на мнение В. Г. Васильевского, отмечал, что правившие тогда короли Германии – так же как и короли Бургундии – не имели племянников по имени Петр, и намекал на то, что ко двору Василия II явился авантюрист[278]. С нашей точки зрения, на миссию Петра может пролить свет та тревожная военно-политическая обстановка, которая сложилась в южной Италии во второй половине 970-х годов, и которую достаточно подробно описал Титмар Мерзебургский. Вполне вероятно, что немецкий рыцарь по имени Петр имел тайное поручение императора Оттона II Рыжего (973–983) зондировать почву на предмет организации совместных действий германцев и ромеев в южной Италии против сицилийских арабов. Дело в том, что в 976 году, в год смерти императора Иоанна I Цимисхия, павшего жертвой отравления, Апулия и Калабрия подверглись кровавому опустошению, которое устроил Абу-ль Касим, эмир Сицилии, представитель династии Кальбитов. Арабы дошли до лангобардских крепостей Сполетто и Беневенто, создавая потенциальную угрозу Риму. Поскольку Оттон II был, очевидно, не уверен в решимости молодого императора Василия II заключить военный союз против арабов, вполне возможно, что германский император воспользовался советом супруги – императрицы Феофано, племянницы Иоанна Цимисхия – и отправил в Константинополь простого рыцаря, дав ему приказ выдать себя за принца крови и произвести разведку настроений в византийской столице. Последующие события показали, что Василий II не хотел действовать в южной Италии совместно с германцами, памятуя, видимо, конфликт между Никифором Фокой и Оттоном Великим. В результате Оттон II в сентябре 981 года выступил против арабов в одиночку, без поддержки византийской армии. Германская армия потеряла несколько месяцев под стенами Тарента, а Абу-ль Касим объявил джихад, переправился с войсками в Калабрию и перешел в наступление. Оттону II в июне 982 года удалось сковать арабов около Россано. Между 13 и 16 июля 982 года у мыса Кап Колонна в одиннадцати километрах от Кротоны произошло сражение, которое закончилось поражением Оттона II. Несмотря на то, что в начале битвы немецкие рыцари прорвали фронт арабской армии и убили Абу-ль Касима, арабы перестроили конницу и нанесли контрудар на флангах. Германцы, утомленные жарой и боем, в беспорядке отступили. Как отмечал Титмар Мерзебургский, в битве погибли знатные немецкие рыцари, в частности, копьеносец Рихер, Удо II, граф фон Рейнфранкен, брат Юдифи, бабушки Титмара Мерзебургского, Гунтер, граф Мерзебургский, графы Титмар, Бецелин, Гебхард и многие другие. Император спасался на коне еврея Калонима бен Месхуллама из Лукки, ставшего впоследствии раввином в Майнце. Доехав до побережья, Оттон пытался доплыть вместе с конем до византийского дромона «Саландрия», который курсировал вдоль берега. Этот корабль имел по два ряда весел вдоль каждого борта и 150 моряков в качестве членов экипажа. Однако капитан «Саландрии» отказался принять германского императора, и Оттона подобрал экипаж следующего византийского корабля, на котором находился друг Оттона – рыцарь славянского происхождения по имени Генрих Золунта. Императора положили в каюту капитана, которого уговорили направить корабль в Россано, где в этот момент находилась императрица Феофано. Оттон хотел забрать супругу, а затем плыть в Константинополь и просить о помощи императора Василия II, которого он называл своим братом[279]. Очевидно, миссия рыцаря Петра – если она действительно имела место в 979 году – все-таки принесла некоторые плоды германскому императору, который смог в критический момент воспользоваться помощью византийского флота.
В 1069–1071 годах в составе войск императора Романа IV Диогена, а возможно и ранее, действовал отряд немецких рыцарей. Вначале, до 1071 года, немецкие рыцари, вероятно, в силу высокой боеспособности и хорошего вооружения пользовались статусом лейб-гвардии императора. Однако после возмущения под Севастией в начале 1071 года они были переведены в разряд обычных наемников[280]. Один из знатных немецких рыцарей сообщил императору о заговоре Роберта Криспина, командира франкских рыцарей, находившихся на службе Византийской империи. В царствование Михаила VII Дуки Парапинака немецкие рыцари принимали участие в подавлении очередного восстания болгар, причем они вместе с норманнами разрушили старинный дворец болгарских царей в Преспе и разграбили церковь архистратига Михаила.
Анна Комнина, рассказывая о событиях комниновского переворота в марте-апреле 1081 года, упоминает командира немецких рыцарей по имени Гилпракт. Гилпракт охранял стены Константинополя в районе Харисийских ворот в апреле 1081 года, был подкуплен Георгием Палеологом, предводителем отряда Комнинов и перешел на сторону императора Алексея[281]. Как отмечал Н. А. Скабаланович, настоящее имя немецкого рыцаря, оказавшего столь важную помощь Алексею Комнину, согласно сообщению Ромуальда Салернского, было Арнон. Ордерик Виталий ошибается, называя его Раймундом Фландрским[282]. По свидетельству Анны, немецкие рыцари издавна служили византийским императорам, «были подвластны империи ромеев»[283]. Присутствие в византийской армии немецких рыцарей в дальнейшем, вероятно, было важным козырем императора Алексея в борьбе против французских норманнов, которые нанесли удар Византийской империи в спину в 1081 году, опираясь на бунт самозванца «Лже-Михаила».
«Архонтопулы» и «Отроки»
Анна Комнина в подробном рассказе о кампаниях своего отца против печенегов, в частности, в повествовании о кампании 1090 года, упоминает специальные конные подразделения византийской армии под именем «архонтопулов» [τῶν ἀρχοντοπούλων τάγμα] и «отроков» [τῶν ἀγούρων][284]. По словам принцессы, весной 1090 года печенеги выступили из Таврокома и атаковали Хариополь. Фемы Паристритон и Македония были уже в глубоком тылу кочевников, их территории были разорены, население перебито, угнано в рабство или рассеяно по горам Фракии. Под Хариополем печенеги разгромили конный отряд «архонтопулов» – подразделение, сформированное наспех из молодых сыновей и младших братьев офицеров византийской армии, которые полегли в предшествующих боях. До трехсот «архонтопулов» было убито печенегами.
Однако Алексей и здесь не растерялся. Он направил против печенегов отряд Татикия, состоявший из «отроков» и всех «латинян», который сумел истребить несколько команд печенежских фуражиров. По-видимому, отряд Татикия представлял собой последний стратегический резерв Алексея, поскольку включал в себя отборные части конницы, в первую очередь тяжеловооруженных «латинян», т. е. тагмы немецких рыцарей Гилпракта, франкских и норманнских рыцарей Умбертопула, и, по всей вероятности, варяжскую гвардию Намбита.
Кем же были «отроки», упомянутые Анной в «Алексиаде»? Термин «οἱ ἀγοῦροι» «отроки» встречается в византийской рыцарской поэме «Дигенис Акрит» (Gr. I, 47; VIII, 140)[285]. Датировка этой поэмы колеблется от эпохи императоров Романа II (959–963) и Никифора II Фоки (963–969) до Романа IV Диогена (1067–1071) и Никифора III Вотаниата (1078–1081). По мнению А. П. Каждана, популярность поэмы была столь велика при византийском дворе, что образ Дигениса Акрита стал своеобразным эталоном, в соответствии с которым выстраивалась репрезентация правящего императора от Алексея I Комнина до его внука Мануила I. Если мы принимаем более позднюю датировку и связываем происхождение поэмы «Дигенис Акрит» – по крайней мере, в ее окончательном виде – не с арабскими войнами X века, успешными для Византии, а с сельджукскими войнами второй половины XI века, имевшими катастрофические последствия для империи[286], в этом случае мы можем допустить, что «отроки» из «Дигениса Акрита» и «отроки», упомянутые Анной Комниной в «Алексиаде», представляли собой какое-то особое подразделение, вероятно, конную тагму акритов восточных фем, отступавшую от Евфрата под ударами сельджуков в течение 1070-х годов до самого Босфора, но, при этом, сумевшую сохранить кадровое ядро соединения. Как следует из текста Анны, эти «отроки» неслучайно не только получили права лейб-гвардии императора, но и играли роль императорской свиты.
А. Я. Сыркин перевел выражение из поэмы «Дигенис Акрит»: «τοὺς ἀγούρους του χιλίους γουλαμίους» следующим образом: «из тысячи гулабиев набрал себе он свиту»[287]. Гулабии – гулямы, тюркские воины-рабы, преимущественно из Хорасана, служившие арабским халифами и эмирам. Термин «οἱ ἀγοῦροι» во множественном числе как «свита» удачен лишь в том случае, если понимать под этим словом вооруженный конный конвой. По-видимому, автор «Дигениса Акрита» смешивает в этом отрывке элементы арабской и византийской военной организации, существовавшей на арабо-византийской границе в Армении, Месопотамии и Сирии в эпоху Аббасидов и Фатимидов. «Гулям» – тюрко-арабский солдат халифата. «Отрок» – византийский солдат конвоя при императоре или стратиге, игравший роль, более-менее идентичную ранневизантийскому «буккеларию».
Сразу же после описания успешных действий Татикия Анна сообщает о прибытии в Константинополь отряда в 500 рыцарей, вероятно, норманнских, обещанных графом Робертом I Фландрским или же, иначе, Робертом Фризским [οἱ παρὰ τοῦ Φλάντρα ἀποσταλέντες ἱππεῖς][288]. Из контекста изложения Анны Комниной следует, что этот рыцарский отряд усилил гвардейское подразделение «отроков». Вероятно, рыцари подошли летом 1090 года, снабдив Алексея 150 боевыми конями-декстрариями в качестве подарка и продав василевсу всех лишних коней, сверх контракта. Как уже отмечалось выше, в более поздних источниках – в частности, в романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» – лучшими боевыми конями считались «kastelân» кастильские декстрарии (Parzival 121, 24). Учитывая то обстоятельство, что Роберт Фландрский ранее (около 1076 года) воевал против мавров на территории Галисии, т. е. принимал участие в Реконкисте в Испании[289], можно предположить, что его рыцари снабжались кастильскими декстрариями благодаря его старым связям. В то же время в самой Византии, по свидетельству Анны Комниной, очень сильно ценились фессалийские и арабские боевые кони[290]. Подкрепления из Фландрии в сочетании с боевыми конями существенно восполнили боевые потери византийской армии, особенно в конском составе.
Византийские катафракты
Несмотря на то, что в первой половине XI века в византийской армии еще существовали пехотные подразделения, главной ударной силой войск василевса ромеев с середины XI века окончательно, как и везде в Европе, становится тяжелая конница, объединенная в конные тагмы.
Катафракт, по-гречески, – всадник, закованный в «катафракту», т. е. в доспех. Тяжелая конница катафрактов или клибанариев существовала в римской армии со времен императора Траяна, а на эллинистическом Востоке она появилась еще раньше, в частности, в селевкидской армии Антиоха Великого, под влиянием борьбы с парфянами и сарматами. Парфяне и сарматы, по свидетельству Юстина, Плутарха и Тацита, активно использовали тяжелое защитное вооружение, в частности доспех «лорика сквамата», металлическую или костяную чешую, подобно своим предшественникам – понтийским скифам[291]. Изображения сарматских (по В. П. Никонорову – парфянских) катафрактов в доспехе «лорика сквамата» хорошо известны благодаря рельефам на Колонне Траяна в Риме. Знаменитое настенное изображение парфянского катафракта из крепости Дура-Европос II века демонстрирует зрителю конного воина в конусном шлеме с кольчужной бармицей и в пластинчатом доспехе, напоминающем римскую «лорика сегментата». О существовании тяжелой конницы в римской армии на исходе Античности свидетельствуют сочинения Аммиана Марцеллина и Прокопия Кесарийского.
Воссоздание тяжелой латной конницы как особого рода войск в Византийской империи связывают с военными реформами императора Никифора II Фоки (963–969). Тяжелая конница византийского императора в XI веке, разумеется, состояла не только из западноевропейских рыцарей на византийской службе, но также из граждан империи, например, из армянских и македонских дружин. Армянская тяжелая конница известна еще со времен Митридата Эвпатора (120–63 гг. до Р. Х.) и Тиграна Великого (95–55 гг. до Р. Х.), и именно армянская знать активно формировала военную элиту Византийской империи в эпоху Македонской династии в X–XI веках. Кроме армян, в тяжелой коннице служили, вероятно, греческие акриты, например, в македонских тагмах, и какая-то часть тюркских и арабских «федератов» империи, хотя наемники печенеги и куманы чаще всего представляли собой вспомогательные соединения легкой конницы, вооруженной луками. Вероятно, традиции тяжелой конницы катафрактов в византийской армии восходили к тем временам, когда готская и гуннская конница на службе Юстиниана I принимала участие в завоевательных походах Велизария, в войнах против Сасанидского Ирана. По мере деградации фемного строя в XI веке, а особенно же после начала сельджукских завоеваний в Анатолии, стратиотское ополчение, т. е. массовая армия, окончательно ушло в прошлое, уступив место профессиональным дружинам знатных сеньоров, или, употребим старославянский термин, волостелей. С этой точки зрения процесс т. н. феодализации Византийской империи в эпоху первых Комнинов несомненно способствовал повышению боевых качеств византийской армии и напоминал аналогичные процессы, происходившие в империи в VI веке, когда ядром армии Юстиниана I были дружины т. н. букеллариев – сотрапезников того или иного племенного вождя, например, короля готов, герулов, гепидов, лангобардов или гуннов, находившихся на службе у византийского императора. Существование в Византийской империи специальной военно-теоретической литературы способствовало непрерывному сохранению военных традиций, развитию теории тактики и стратегии, передаче военного опыта от одного поколения к другому. «Стратегикон» Псевдо-Маврикия, корпус трактатов Сириана Магистра, «Тактика» Льва VI, трактаты Константина Багрянородного о стратегии, вошедшие в сборник «О церемониях византийского двора», «Стратегика» Никифора II Фоки, «Тактика» Никифора Урана, «Советы и рассказы» Катакалона Кекавмена представляют собой замечательные памятники византийской военной науки, отражающие основные этапы военной истории империи.
Комплекс оборонительного и наступательного вооружения византийской армии описан в этих источниках достаточно подробно, хотя сведения византийских трактатов по тактике и стратегии можно серьезно дополнить материалами изобразительных источников. Определенную сложность в исследовании вооружения византийской армии представляет собой существование в изобразительном искусстве особого иконографического «канона», сформировавшегося, очевидно, достаточно рано, еще в доиконоборческий период, и фиксирующего византийский доспех на ранней стадии развития. По сути, этот изобразительный «канон» воспроизводил в общих чертах т. н. «италийский» комплекс вооружения римского легионера, точнее даже римского офицера, на заключительной стадии его развития, т. е. в период поздней империи. В историографии ведется серьезная полемика относительно характера и масштаба изменений традиционного римского вооружения от ранней империи до поздней империи (с I по V века). Традиционная точка зрения заключалась в убеждении, что вооружение римского легионера претерпело в период от Траяна до Феодосия лишь незначительные изменения (Р. Гроссе). В качестве аргумента сторонники этой точки зрения ссылались на памятники изобразительного искусства IV–V веков. Противоположная точка зрения, популярная в наши дни, предполагает, что памятники изобразительного искусства IV–V веков отражали классический «канон» римской паноплии, в то время как реальное вооружение римской армии изменилось до неузнаваемости уже к IV веку (В. И. Холмогоров)[292]. А. В. Банников занимает промежуточную позицию и связывает изменения в вооружении римских легионеров с экономической деградацией Италии и Галлии, западных провинций позднеримской империи, во второй половине IV века[293]. А. Е. Негин утверждает, что в письменных источниках зафиксировано использование старинного римского вооружения даже в IV–V веках, в частности, церемониального и турнирного вооружения, что пока не нашло подтверждения в археологии[294]. Яркими примерами традиционного изобразительного «канона» римской паноплии являются барельефы Арки Константина Великого в Риме. На Арке Константина мы можем найти изображения римских легионеров в «галльских» шлемах типа Weisenau, в т. н. «лорика сквамата», т. е. в чешуйчатом доспехе, распространившемся в эпоху династии Северов, а также в т. н. «лорика сегментата» – пластинчатом доспехе периода принципата. Эти доспехи были сняты с вооружения солдат западных легионов при Грациане, если верить Вегецию, и, вероятно, оставались в употреблении у солдат Восточной Римской империи гораздо дольше, возможно, даже в эпоху Юстиниана I.
Восточноримское вооружение эпохи Юстиниана I характеризовалось полным отсутствием единообразия. Возможно, части гвардии еще могли сохранять на вооружении старинные римские доспехи, но основная часть армии выглядела совершенно по-варварски. Короткорукавная кольчуга, шлем «шпангенхельм» с нащечниками или кольчужной бармицей, круглый щит с умбоном постепенно вытеснили разные типы римских лорик и позднеримские полусферические шлемы IV века. Конница, которая воевала с персами, могла использовать ламинарный доспех, существовавший на Ближнем и Среднем Востоке еще в эпоху Парфянского царства и ставший классическим признаком парфянских катафрактов (графити из Дура-Европос, II век) и эфталитов (Орлатская пластина, V век). Классический римский меч «гладиус» еще в III веке был заменен «спатой». Тем не менее классический «канон» римской паноплии по-прежнему определял при Юстиниане I вкусы военной элиты. Диптих Барберини из собрания Лувра, датируемый V–VI веками, представляет собой яркий пример этого «канона». В центральной части диптиха изображен император (Анастасий I или Юстиниан I), сидящий на коне, в «лорика мускулата» (мускульной кирасе) и в императорской диадеме, с копьем в правой руке. Похожий изобразительный «канон» мы видим на рисунке конной статуи византийского императора на утраченной Колонне Юстиниана из Константинополя. Рисунок был выполнен в 1430 году итальянским гуманистом и археологом Кириаком Пиццеколли (1391 – после 1449). Юстиниан также облачен в старинный римский доспех «лорика мускулата».
К XI веку этот архаический комплекс вооружения давно вышел из употребления и был заменен современным оружием, которое отвечало средневековым принципам ведения войны. Проблема заключалась в том, что старинное римское вооружение пехоты было неадекватно военному искусству Средневековья, где главной ударной силой на полях сражений стала тяжелая конница. В древней римской армии даже на позднем этапе ее развития главной силой была тяжелая пехота. Римская тяжелая кавалерия играла вспомогательную роль, что, по мнению ряда ученых, предопределило поражение римской армии в битве при Адрианополе в 378 году[295]. Уже в эпоху императора Юстиниана I (527–565) и его прееемников армия Восточной Римской империи состояла преимущественно из латной конницы, которая активно и умело сочетала использование штурмовых копий – контоса гото-аланского типа с тактикой степных кочевников – гуннов и аваров, развивала искусство стрельбы из лука в седле[296]. В эпоху Юстиниана в византийской коннице распространилось металлическое стремя[297], которое привело к дальнейшим изменениям тактики и стратегии, способствовало повышению ударного потенциала конницы во время атаки.
Военные реформы императора Никифора II Фоки (963–969) привели к новым серьезным изменениям в тактике и стратегии византийских вооруженных сил[298]. Императором Никифором были усовершенствованы методы рейдовой войны, разработанные во время бесконечных военных конфликтов с арабами. Были возрождены римские правила построения военного лагеря. Были созданы тагмы катафрактов или клибанафоров – тяжелая латная кавалерия, смысл существования которой заключался в прорыве фронта неприятеля посредством атаки в плотном строю с копьем наперевес, которое удерживалось теперь не двумя руками, как в Античности, а при помощи «рыцарского» плечевого захвата. Решающим фактором, повлиявшим на изменение захвата копья, стало, вероятно, металлическое стремя, которого античные армии не знали. Эта тактика, зафиксированная в «Стратегиконе» Никифора Фоки, нашла отражение в византийском рыцарском эпосе «Дигенис Акрит». Несомненно, что византийские катафракты оказали важное влияние на формирование тактики и вооружения западноевропейского рыцарства в этот период. Они предопределили развитие культуры военного сословия европейских государств, которые во второй половине X века ориентировались на Византию как культурно, так и политически. В это же время (особенно начиная с 979 года) важной частью византийской армии становится варяжская гвардия, или варяго-русская дружина, о значении которой речь шла выше.
Подобные реформы превратили византийскую армию Никифора II Фоки (963–969), Иоанна I Цимисхия (969–976) и Василия II (976–1025) в лучшую армию своего времени, обеспечили ей военное превосходство над арабами, болгарами, русами и даже над германскими императорами Оттоновской династии. Вполне закономерно, что реформы середины – второй половины X века способствовали развитию комплекса как оборонительного, так и наступательного вооружения в византийской армии.
Святой великомученик Георгий Победоносец. Византийская икона из Юрьева монастыря, Новгород, XII–XIII вв.
Как свидетельствуют изображения на иконах XI–XII веков, изображающих святых стратилатов – например, изображения на иконах Великомученика и Победоносца Георгия, Великомученика Димитрия Солунского, Мученика Феодора Стратилата, Святого Иоанна Воина, – основой византийского оборонительного вооружения в этот период был «клибанион», представлявший собой, по мнению Раффаеле д’Амато[299], либо «торакс» – панцирь из плотной тканевой основы, усиленный наклепанными металлическими пластинами, либо ламеллярный доспех. Мы встречаем такой «клибанион» на знаменитой миниатюре с изображением императора Василия II (976–1025) из Венецианской Псалтири (Псалтири Василия II) (BNM. Ms. gr. 17, Fol. 3r).