– Вот и Рабиновича спрашивают, зачем он пошел в авиацию, ведь там же опасно и падать высоко. Тот отвечает: «Зато какие пайки!»

– Ты лучше спроси, как я Розу брал?

– И как?

– Ну, сделал предложение. Отец с матерью советуются: Роза выходит замуж, он хороший парень, но еврей… Мать с грустью: «А кто теперь не еврей?!»

Юмор был в нем заложен от рождения. Любимые, самые читаемые авторы – Гашек, Ильф с Петровым. А как радовался он изданию шеститомника Шолом Алейхема…

Книги сближали нас, но из-за книг мы чаще всего и спорили. Я по молодости нередко отрицательно отзывался о творчестве некоторых классиков русской, а еще больше – советской литературы. И как-то нелицеприятно отозвался о Фадееве и его романе «Последний из Удэге». Как он меня отчитал, не стесняясь в выражениях. Нет, до мата Гриша никогда не опускался, но находил слова, способные мгновенно вогнать в краску. Я же не мог ничего возразить по существу. Мал багаж и знаний, и опыта. Разгоряченный, уходил, хлопнув дверью.

Когда через день-другой прихожу снова, он встречает очередной хохмой. И сам хохочет, прищурив карие глаза в смешинках.

Гриша – действительно исключение тем уже, что еврей и офицер, и летчик к тому же, явление насколько уникальное, настолько бесперспективное. Я многого в то время не понимал. Но помню его слова:

– У службы в армии один стимул – звездочки. Так у меня он ограничен максимум одной при двух просветах.

В звездочках я разбирался, но не более:

– А почему потолок – майор?

– Потому что для подполковника надо закончить военную академию, а существует негласное правило: евреев в военные академии не принимать.

Гриша служил честно и добросовестно и подполковника получил перед самым выходом в отставку, работая уже в Доме офицеров.

У Певчиных образцовая советская семья, в которой, кроме родителей, мальчик и девочка. Лариса постарше и поскромнее – в маму. Славик маленький, но удаленький – в папу. Он брюнет, она блондинка.

Он сидит у нас в гостях, мать ему рисует будущее:

– Семи лет ты пойдешь в школу, в десять лет станешь пионером, в шестнадцать получишь паспорт, а в девятнадцать пойдешь в армию и станешь совсем большой, как папа. Понял?

Славик сосредоточенно думает, хмурит брови, трет лоб, наконец, выдает:

– А в полковники с каких лет принимают?

Славик настоящий, как сейчас принято говорить, «приколист». Вот он возвращается из школы и уже на лестнице кричит мне:

– Дядя Коль, а у меня четверка и пятерка…