Но как раз в тот момент, когда генералы в Генштабе размышляли над дальнейшим развитием операции, из сердцевины этого гнусного черного облака густо полезли германские танки и зольдатены; и тут же рука министра обороны потянулась за большим тапком, чтобы разом прихлопнуть всю это погань, пока она не расползлась по российской земле. Большим тапком, как вы понимаете, как раз и были те самые шесть подготовленных к вылету с аэродрома Шайковка Ту-22М3. Экипажи боевых машин как раз просмотрели телеобращение президента и теперь, находясь в пятиминутной готовности к вылету, «перекуривали» в непосредственной близости от боевых машин, ведя околополитические разговоры, в том числе и обсуждая открывающиеся в связи с этим событием самые разные перспективы.
Этими разговорами пилоты и штурманы шести экипажей пытались успокоить одолевающий их предбоевой мандраж. Конечно, почти все пилоты этой эскадрильи участвовали в боевых вылетах в Сирии, но то были бомбежки бородатых бармалеев посреди пустыни, где все чужие и не страшно чуть-чуть промахнуться. Тут же совсем иное — рядом с целью расположен российский населенный пункт, в котором более тысячи жителей (было), а также находятся позиции своих войск, окружающих эту самую цель. Глонасс Глонассом, а малейшая ошибка, с учетом подвешенного под самолеты груза, приведет к огромным человеческим жертвам и последующему визиту в часть военных дознавателей, желающих выяснить, как так могло получиться.
Команда на вылет вывела их из этого далеко не благостного состояния и, не докурив, а также недоговорив, по приставным решетчатым трапам члены экипажей полезли в свои кабины, располагающиеся, между прочим, примерно на высоте второго этажа. Набежавшие техники быстро вытащили «башмаки» из-под огромных колес и откатили эти самые трапы. Почти одновременно взвыли сверхмощные двигатели бомбардировщиков, заставившие задрожать раскаленный воздух над бетонным покрытием аэродрома.
Прогрев двигатели, головной бомбардировщик бодро выехал со стоянки и покатил в начало взлетной полосы, а за ним, выстроившись в очередь, последовали и остальные. «Тушки» уходили в небо почти без задержки, один за другим, самой последней взлетала машина, в бомболюк которой была загружена супербомба объемного взрыва. Совершив над аэродромом круг и собравшись в боевой порядок, шестерка бомбардировщиков на высоте около шести километров (держась выше верхней кромки облаков) и на скорости девятьсот километров в час направилась в сторону пресловутых Красновичей. Жить прорвавшимся в двадцать первый век гитлеровцам оставалось всего несколько минут.
Конечно, бомбить «по зрячему» с километровой высоты, на которой располагалась нижняя облачная кромка, было бы безопасней и психологически комфортней, но туда, на поле боя, с трех сторон летели артиллерийские снаряды, и пролетать через эту зону самолетам категорически не рекомендовалось. Даже если не будет прямого попадания (вероятность которого ничтожна), спутные следы десятков и сотен снарядов, на сверхзвуковой скорости пролетающих через эту область воздушного пространства, способны устроить бомбардировщикам такую болтанку, которая сравнима только с поездкой на внедорожнике по усыпанному валунами руслу высохшей горной реки.
На подходе к цели пилоты убрали руки со штурвалов, и управление самолетами взяли на себя системы автоматического бомбометания СВП-24-22 «Гефест». И вот настал момент, когда раскрылись створки бомболюков — и выстроившиеся строем пеленга Ту-22М3 начали раскатывать под собой бомбовый ковер. Экипажам бомбардировщиков оставалось только молиться, чтобы все было сделано правильно, потому что ничего изменить уже было нельзя. Последним из бомболюка замыкающей «тушки» нырнул вниз девятитонный «Папа», имеющий собственную систему спутникового самонаведения. Выполнив задачу, бомбардировщики заложили вираж, ложась на обратный курс. Свое дело они сделали.
По земле уже катился смертоносный и сокрушающий бомбовый ковер, обнуляющий все, что генерал Модель сумел ввести в двадцать первый век — и самого генерала, между прочим, тоже. И именно в этот момент на высоте тысячи метров над супербомбой раскрылся тормозной, а на высоте пятисот метров — основной парашют. Еще пятнадцать секунд — и темно-серый пузатый цилиндр вместе с парашютом нырнул в это странное черное облако точно по его центру. Секунд десять-двенадцать ничего не происходило, хотя время срабатывания боеприпаса объемного взрыва составляет десятые доли секунды. Потом угольно-черное облако на мгновение осветилось изнутри ярчайшей вспышкой, громыхнуло так, что земля заходила ходуном. После этого внутреннего взрыва по периметру облачного диска во все стороны, как из гигантской газовой конфорки, выметнуло косматые огненные хвосты, длиной до двух сотен метров, вместе с которыми вылетели какие-то горящие и дымящиеся ошметки.
Взрыв «Папы» произошедший в самой сердцевине межмирового перехода, был усугублен детонацией грузовиков, перевозивших вторые боекомплекты для орудий 75-го артиллерийского полка, танкового полка, а также артиллерии и минометов обоих мотопехотных полков, общим тротиловым эквивалентом больше пятнадцати тонн. В результате по обе стороны от портала, в радиусе трех сотен метров, было уничтожено все живое, а сам межмировой переход, поглотив девяносто процентов энергии этого взрыва, вступил в фазу трансформации. Размеры самого облака не изменились, просто его границы стали резче. Да и на облако оно теперь походило только частично, больше всего напоминая странное, напоминающее ту самую газовую конфорку, сооружение, сотканное из черного тумана. Расположенные по периметру диска, под туманным козырьком, отверстия туннелей уходили в глубину, закручиваясь чуть заметной спиралью, а потом теряясь где-то далеко во мраке, будто намекая, что изнутри эта вещь куда больше, чем снаружи.
Тогда же и там же, командир 4-й роты 182-го мсп капитан Погорелов.
Услышав тяжелый гул бомбардировщиков почти над нашими головами, я поднял глаза к небу и просто охренел — из облаков пошел дождь из черных точек, по мере приближения к земле превращающихся в обтекаемые бочонки авиабомб. Вот я тогда чуть и не навалил в штаны от испуга… Казалось, что бомбя вслепую, по приборам, летчики совершили роковую ошибку — и теперь все это добро падает на наши головы. Но на самом деле оказалось, что ошибся, напрасно кляня летунов, именно я. Земли эти бомбы достигли в аккурат там, куда в ходе этой атаки под полукруговым обстрелом и заградительным артиллерийским огнем сумели добраться поддержанные танками немецкие зольдатены, остервеневшие от выкушанного перед боем шнапса и неожиданного сопротивления.
Правда, немецкие танки к этому моменту по большей части представляли собой просто горевшие чадным бензиновым пламенем железные коробки, за которыми от нашего огня пряталась вражеская пехота. Те же вражеские машины, которые пока уцелели, маневрируя, прятались за обгоревшими корпусами своих менее удачных камрадов как за естественными препятствиями, по ходу боя пытаясь подловить наши БМП, подставившиеся под прямой выстрел. И кое-что у них получалось. Только в моей роте были повреждены еще две машины, а одна вообще сгорела напрочь. С потерями противника это, конечно, не сравнить, но все равно неприятно, потому что, насколько я понимаю, оттуда, из сорок первого года, к немцам постоянно подходили подкрепления, и в итоге все могло кончиться плохо, потому что уже один раз пополненный боезапас в машинах и подсумках у бойцов снова стремительно пустел.
Так вот. Бомбовый ковер, оставляя за собой сплошную полосу разрывов, которые заставляли землю под ногами дрожать и подпрыгивать, прокатился прямо по немцам, попутно превращая в металлолом то, что еще не было доломано, не делая при этом различия между живыми и мертвыми. Зрелище было настолько брутальным, что стрельба остановилась сама собой. Да и не в кого там было стрелять. Медленно рассеивающаяся завеса из дыма, мелкой пыли и падающих сверху то ли кусков грунта, то ли фрагментов человеческих тел, открывали странный, почти лунный пейзаж, где воронка громоздилась на воронку, а то, что еще совсем недавно было вражеской бронетехникой, выглядело как груды искореженных обломков непонятного происхождения. Если там, у фрицев, и остался кто в живых, то крыша у них должна была поехать основательно.
Потом где-то впереди, в глубине вражеских боевых порядков, примерно там, где располагалось облако (которое сейчас не просматривалось из дымно-пылевого марева, повисшего над землей) грохнуло так, что земля снова заходила ходуном. При этом некоторых бойцов, неосторожно высунувшихся из-за укрытий, чтобы посмотреть на пейзаж после бомбового удара, прокатившаяся взрывная волна даже сбила с ног, заставив немного покувыркаться. Правильно! Проявления праздного любопытства на поле боя способны привести к летальному исходу, потому что вместо шальной ударной волны может прилететь пуля вражеского снайпера. Они бы еще на тактический ядерный взрыв вылезли поглазеть… Пацаны же, что с них возьмешь!
Тогда же и почти там же, на северной окраине хутора Кучма.
Лейтенант вермахта Карл Рикерт
Нас (то, что осталось от разведывательного батальона) спасло то, что генерал Модель, собираясь наносить удар в южном направлении, поручил остаткам нашей части несение боевого охранения и разведку на тыловых, как он считал, рубежах. Все, что мы успели сделать — это удостовериться, что ближайшие населенные пункты в северном и западном направлении заняты механизированными частями противника, причем автодорогу на север перекрывает танковая часть, имеющая на вооружении до четырех десятков тяжелых танков, с длинноствольными пушками калибра явно больше десяти сантиметров. Узнав об этом, гауптман Зоммер грязно выругался, потому что из-за необдуманных действий нашего генерала мы все оказались в крайне неприятной ситуации. Занятый войсками нашей дивизии плацдарм со всех сторон окружили местные русские войска, и с каждым часом их количество должно было только возрастать.
Отдельно он покрыл матом унтер-офицера Шульца, который вместе с пленным и его вещами убежал к русским. Он вообще был такой странный, что до конца не понимал, немец он на самом деле или русский. И хоть он был храбрый солдат и надежный боевой товарищ, я никогда до конца ему не доверял. Унтер-фельдфебель Краузе при этом добавил, что этот Шульц ненавидел только жидобольшевиков, а к русским вообще относился положительно, из-за чего у него уже были трения с некоторыми парнями из нашего взвода. Я подумал, что когда этот Шульц встретил русских, которые не являются большевиками, то тут же начал колебаться, а тот человек, которые не чувствует уверенности в правильности своих поступков, очень быстро ломается.
Но как бы то ни было, ругайся тут или не ругайся, все мы оказались поставлены в крайне неприятное положение, выхода из которого не было. В любой момент местные русские могли начать операцию по ликвидации нашего плацдарма, и мы ничего не могли с этим поделать. Ведь необходимость сбивать противника с плацдарма, пока он не успел еще закрепиться — это же азы военного искусства, которые будущие офицеры изучают еще на первом курсе пехотного училища. Быстроходный Гейнц, конечно, выслушал нашего гауптмана Зоммера, но принял совершенно не то решение, которое я назвал бы хорошим. После того, как на этой стороне соединяющего времена туннеля был сильно потрепан 394-й полк, не стоило бросать в мясорубку и остальные силы нашей дивизии, а лучше было бы изготовиться к обороне на нашей стороне.
Его (Гудериана) можно было понять, потому что, не обладая всей полнотой информации, он поддался влиянию обычных шаблонов, согласно которым мы представляем русских, только слегка скорректировав свои представления. А на самом деле все совсем не так. Эти русские остановили наше продвижение по основным направлениям на север и на юг, и теперь все подтягивают и подтягивают к плацдарму свежие силы. Я не понимал, чего они ждут после того, как у них с легкостью получилось выбить из села Красновичи наш пехотный батальон. Даже с тем, что у них здесь есть сейчас, им ничего не стоит сжать клещи — и тогда удерживающий плацдарм 394-й полк (точнее, его остатки) будет полностью уничтожен.
Оказалось, что русские ждали, когда наша дивизия сама начнет атаковать их позиции, из тех же соображений, что атаковать противника стоит сразу, как только он перешел к обороне и еще не успел как следует укрепиться. И тут наши атакующие танки, и пехоту встретила стена огня. Русские расстреливали их из скорострельных минометов и легких автоматических пушек, выпускали по ним управляемые (так сказал гауптман Зоммер) ракетные снаряды, а также применяли такое подлое оружие, как постановка радиопомех, из-за чего боем совершенно невозможно было управлять. Каждый дрался только в меру собственного разумения, не имея связи, ни с соседями справа и слева, ни с вышестоящим начальством. Послушав свист и вой в эфире, заглушающие любые разумные сигналы, гауптман Зоммер сказал, что ничего хорошего от этого ждать не стоит, и что развязка должна наступить с минуты на минуту, и что, быть может, это будет то ужасное атомное оружие, которого так боится этот мир.