– Вижу желтый! Вижу желтый.
– Отрыв по сигналу!
Выпускающий нажал на большую кнопку, прикрытую специальным колпачком, чтобы случайно кто не нажал, – и в десантный отсек самолета ворвался сбивающий с ног, промозглый ветер. Там – ничего, кроме ревущей черноты.
– Вижу зеленый! Вижу зеленый!
Они побежали к обрыву, толкая перед собой грузовой контейнер, – обер-лейтенант бежал вместе с ними. Сначала в пустоту провалился тюк, обер-лейтенант почувствовал, что падает, и подумал: только не хватило удариться, можно и ноги переломать. С этого самолета он не прыгал ни разу. Но все прошло штатно – ветер подхватил его и понес, швыряя, как бумажный самолетик…
Приземлились (чуть не приводнились) – штатно, как нельзя лучше.
Если честно, обер-лейтенант старался не думать о приземлении. Все они совершили по пятьдесят прыжков с парашютом минимум, из них половина – в экстремальных условиях. Но не прыгали долго: это в Европе то и дело прыгают, а тут некогда, весь вывод – с вертолетов. И запросто могло получиться так, что кто-то при приземлении поломается. А тогда секретный устав предусматривал только одно…
Обер-лейтенант знал, что сделать это он не сможет. Раньше – смог бы, а тут – не сможет. Их убивали все, кто только мог, и еще не хватало, чтобы они начали убивать друг друга.
Удар по ногам был неожиданным, но обер-лейтенант моментально вспомнил парашютный центр под Хемницем, спружинил ногами, упал на бок – автомат больно воткнулся прямо в ребра. Погасил купол – ветра совсем не было, подтащил к себе, сгреб. Надо прятать, но это потом. Отстегнул парашютную систему, привел в боевую готовность автомат. Мигнул красным, еле светящим фонариком – впереди ответили. Да что-то большое прошуршало где-то по правую руку. Крокодил, змея, удав… не дай бог встретиться.
Спереди тоже мигнули красным.
Держа автомат перед собой – скорее на случай встречи с опасным животным, – обер-лейтенант подбежал туда. Обер-матрос Валь лежал на земле, на боку, нацелив куда-то автомат.
– Цел? Поломался? – с замиранием сердца спросил обер-лейтенант.
– Нормально. Там что-то есть.
Прибор ночного видения на автомате был только у командира группы, у остальных ночники были в грузовом тюке. Обер-лейтенант, стараясь не шуметь, снял чехол с прибора, включил его и сдавленно выругался.
Через долю секунды ночь прорезал глухой, трубный рев, от которого у непривычного к этому человеку и недержание случиться может.
Гиппопотамы! Твою мать…
Целое стадо. Видимо, вышли из воды и расположилось неподалеку на ночлег. Смешного тут мало – смешно только тем, кто ни разу не бегал от разъяренного гиппопотама. Смешно и тем, кто ни разу не видел покалеченного гиппопотамом человека, а от гиппопотамов в Африке гибнет больше людей, чем от львов и носорогов. С виду неуклюжий, еле двигающийся гиппопотам бегает как паровоз, со скоростью до пятидесяти километров в час, а клыками своими может перекусить лодку вместе с людьми пополам. Со взрослым гиппопотамом не связывается даже крупный старый крокодил, разве что с больным, старым и ослабевшим, отбившимся от стада. Взрослый и сильный гиппо может буквально перекусить крокодила. Вес взрослого бегемота – от двух до четырех с половиной тонн, штурмовой автомат для него как слону дробина, нужен штуцер или тяжелая снайперская винтовка. У гиппопотамов дурной характер, и любого человека, появившегося рядом со стадом, они воспринимают как угрозу. Если кто-то из них приземлялся в стадо – его растерзали в секунды. Сейчас они услышали человеческий голос и пришли в ярость…
Около двадцати особей. Среди них и самки. И все чем-то возбуждены.
Обер-лейтенант осмотрелся. Дерево… в случае чего бежать надо туда, оно недалеко. Около него можно спастись от атаки разъяренного стада, на него же можно забраться. А еще лучше – отойти туда прямо сейчас.
Обер-лейтенант показал Валю на дерево и вместе, держа стадо на прицеле автоматов, они отступили туда от греха подальше. Гиппо больше не ревели, но возились и фыркали.