Кстати, окончив школу, Борисков, в общем-то, быть врачом поначалу вовсе и не собирался. Он даже записался на подготовительные курсы в электротехнический институт и регулярно посещал их, проживая в это время в родственников на Петроградской. С факультетом он никак не мог определиться и еще никак не мог сфотографироваться, поэтому и документы не сдал. В конце июля, случайно проходя мимо Первого медицинского, зашел туда и вдруг неожиданно для себя сдал туда документы. Мыслей и мотиваций своих по этому поводу он теперь совершенно не помнил. Все получилось несколько случайно. Экзамены тоже сдал без проблем.
Кто-то из ребят как-то ему на это попенял: "Вот ты, Серега, не по призванию пошел в медицину, а вот я – по призванию!" Иногда Борисков думал, что пойди он в другой институт, скажем в ЛЭТИ, то есть вовремя тогда сфотографируйся, жизнь его была бы совершенно другой. Он мог бы стать программистом, зарабатывать приличные деньги, он никогда не встретил бы Софьи, Киры и наверняка был бы теперь женат на другой женщине. Однако поступил он именно в медицинский.
Потом был бесшабашные первый и второй курсы, закадычные тогда друзья-приятели Дима Оленев, Андрей Салтыков, потом стройотряды, другие друзья, поиск любви. Второе институтское лето Борисков провел в стройотряде в Северном Казахстане. Ехали тогда в Казахстан специальным эшелоном и как-то уж очень долго. С каждым днем все сильнее жарило солнце. В одном городке стояли чуть не полдня, даже сходили там в кино. Отряд стоял в селе Николаевка. Строили там школу. Борисков приехал туда с длинными, чуть ли не до плеч, волосами, но в первый же день его послали работать на растворо-бетонный узел, и от цементной пыли и пота волосы его на голове к вечеру буквально закаменели, как каска, он даже голову не мог почесать и ему пришлось в тот же вечер постричься наголо. Сильные, несущие пыль ветры, жара, мухи, запах коровьего навоза – таким запомнилось то лето. Помниться, в какой-то день случилось полное солнечное затмение. Они наблюдали его сквозь закопченные кусочки стекла. Было странно видеть, как на землю посередь дня опустились настоящие сумерки. Душными ночами ходили купаться на карьеры, прыгали с высоты в воду. Борисков прыгать вниз головой не рисковал, а были ребята, что сигали со скалы ласточкой. А прыгать приходилось в темноту, вроде как должно было быть очень глубоко, но Борискову все равно было боязно. Он прыгнул "солдатиком", да и то падал с замиранием сердца. Было очень темно, назад шли по дороге чуть ли не на ощупь.
В один из выходных дней собрались за грибами в лес на сопки. Идти со всеми за грибами им с Вовкой Колпачевым был лениво. Решили и не ходить. Залегли спать на стогу. Ярко светило солнце, небо было пронзительно голубое. Это был один из счастливых моментов жизни. Проснулись, когда услышали в отдалении голоса.
Из Казахстана возвращались тоже на поезде. После отвальной целый день отпивались кумысом.
Из таких поездок в стройотряды были вынесены интересные впечатления, одно из которых состояло в том, что оказывается, в стране царит полный бардак.
Все эти два года что-то в Борискове неуклонно менялось. Что потом были какие-то два года – не заметишь как и пролетают, а тогда это было очень много. Это был важнейший период жизни, становления. Ты проверяешься, кто ты такой есть на самом деле. Жил сначала на съемных квартирах, а потом в общежитии с негром из Ганы – Томасом. Томас считал себя старожилом, а значит хозяином комнаты и пытался наводить дедовщину. Такие ввел порядки. Борискова поселил в глубине комнаты – у входа, сам жил за ширмой, где окно. Часто приводил к себе девок, всю ночь они шумно трахались, мешали Борискову спать и заниматься. Постоянно происходили и другие мелки стычки. Наконец, Борискову это надоело и он, по совету опытного товарища, запер дверь и избил Томаса. После этого они с Томасом стали лучшими друзьями. Самое поразительное, что избиение не вызвало никаких обид. Томас Борискова сразу зауважал. Жилищные условия Борискова тут же улучшились. Комната мгновенно была перепланирована. Теперь, перед тем чтобы кого-нибудь притащить из женщин, Томас всегда спрашивал разрешения, а иногда и Борискову предлагал присоединиться.
Впрочем, была одна самая умная девочка в группе, которая по-тихому договорилась с комендантом, платила ей сколько-то денег и жила в комнате совершенно одна. Возможно, там кто-то еще формально и числился – что сделать было не сложно. Впрочем, она это дело не афишировала, чтобы никого, и прежде всего себя не подводить. Родители присылали ей достаточно денег, но она дежурила медсестрой и вовсе не из-за денег, а чтобы получить сестринскую практику, которая для будущего врача всегда чрезвычайно полезна.
Шло время, но любви все еще не было.
На следующий год был уже Мурманск, и там девушка Маша. Казалось, вот она, любовь. Но это было только предчувствие любви, нега предлюбви, и лишь потом она пришла, любовь. Начались метания, неудачи, соперничество. Плохие поступки, неправильные решения, имевшие отдаленные последствия. Именно тогда в его жизни появилась Наташа. Тогда он вел дневник, и в тот день там появилась такая запись: "Что-то случилось". Он поначалу даже не понял, что это такое, а просто подсознательно пытался постоянно быть с ней рядом и хотя бы случайно коснуться, узнавал ее по шагам. Он тогда совершенно еще не знал, как это – любить и не представлял, что с этим делать. Ревновал ее ко всему миру. Потом появился и первый настоящий соперник. Фамилия его была Бурков. Коля Бурков в общем-то был нормальный парень, но в отношении женщин идея Буркова была проста и глобальна: "Переспать со всеми". Борисков ненавидел его до сих пор, а тогда – просто видеть не мог, как-то шел поздно вечером по проходу между корпусами к общежитию, и вдруг подумал: вот тут подкараулить бы его и дать по темечку молотком. Это была просто случайно промелькнувшая мысль, но потом Борисков подумал, что наверняка есть люди в схожих ситуациях, которые такую идею вполне могут воплотить в жизнь. Жизнь человека чрезвычайно хрупка, и это притом, что иногда люди выживают в каких-то совершенно невероятных ситуация, например, при падении с большой высоты без парашюта – с самолета. Борискову казалось, что число неявных убийств значительно большее, чем представляется. Алкоголику жена или соседка могут дать отравленную водку, и потом сказать, что он сам ее где-то купил. И докажи тут умысел. Могут быть превышены дозы сердечных препаратов, человек, будто бы поскользнувшись, может выпасть в окно при мойке стекол, угореть, якобы случайно быть убитым током, не выбежать при, казалось бы, случайном пожаре. Наверняка существуют научные способы выяснения истины, но в случаях, когда причина ясна и явного умысла нет, ситуация неразрешимая. Потом Борисков снова был с Наташей, но всегда оставалось ощущение, что это вот-вот кончится.
Борискова всегда поражала такая разница видения мира, когда ты любишь и когда не любишь. Он помнил тот день, когда впервые встретил Наташу. Сначала было обычное утро, потом они с ней встретились, куда-то прошли вместе, и все изменилось, и трудно было уже вспомнить, как это все было и чувствовалось до нее. С этого момента вся жизнь Борискова была разделена на период "до Наташи" и "после встречи Наташи".
Борисков всегда обожал лето и жару. В тот год на город упала жара. Эти несколько дней, реже неделя лета, запоминаются надолго, их потом помнят целый год. Наташа в такие дни приходила домой, скидывала с себя все и, пока не залезала под душ, какое-то время слонялась по дому босиком и совершенно голая. В этот самый момент или сразу после душа ее можно было прихватить. Борисков караулил ее по дороге от ванной до спальни. Это была их давняя летняя игра. Наташа делала вид, что сердится, поскольку потом приходилось снова идти мыться. Иногда потом уже оба болтались по дому голышом.
Спать было невозможно, одеяло прилипало к потному телу. Спали тогда полностью нагишом – даже в трусах казалось жарко – лишь под одной простыней. Народ ночами шлялся по улицам. Купались всюду, даже в заливе, рискуя на мелководье распороть ногу об осколки бутылок. Огромное количество пива было выпито, тонны мороженого съедено. Лучшим местом были прогулки по реке. Продавцы в магазинах имели вид вареных раков. Они одурели. Свободная от предрассудков молодая публика перла в шортах и в майках, а некоторые даже пояс голые шли прямо в метро. Парень в вагоне выразился странно:
– Жара дома стоит. Собака ходит с открытым лицом.
С тех пор институт в памяти Борискова был связан только с любовью. Все остальное помнилось крайне смутно.
Наташа тогда какое-то недолгое время подрабатывала в справочной скорой помощи. Борисков однажды там у нее был. В большом зале гудели голоса: "Скорая" – слушаю вас!.. Фамилия? Адрес? Возраст больной?.. Как зачем? Может быть, ей надо педиатрическую бригаду… Я не грублю, почему это нельзя спрашивать у женщин возраст?.." За стеклянной стеной в справочном тоже все кипело. "Как, говорите, фамилия?.. Так… Домой не пришел? Когда? Пятнадцатого? Одну минутку… Сколько лет? Тридцать четыре? Одет был как? Красная рубашка была? Синяя куртка? Та-а-ак… Пятнадцатого вечером был с подобными приметами доставлен во второй городской морг. Съездите туда, может быть, ваш… Телефон запишите…"
Отношения Борискова с Наташей претерпевали разные этапы. Как водится в юности, на них огромное влияние оказывали книги, друзья и музыка. Так Наташа однажды послушала одну эмоциональную песню (кажется «I Will Survive») и вдруг заявила Борискову: "Я от тебя ухожу!"
Именно в период учебы в институте стали проявляться и некоторые неприятные вещи. Стало понятно, что есть талантливые люди, а есть не очень. Есть трудолюбивые, а есть – ленивые. Поначалу многие собирались стать хирургами. В этом был определенный романтизм, однако потом Борисков заметил, что когда резали лягушек и вставляли им в аорту тоненькую канюлю – у него это никак не получалось: сосуд рвался, а соседка по столу своими тоненькими пальчиками сделала это играючи. Другие руки. Борисков начал чувствовать и понимать, что есть вещи, которые он сделать не может.
На пятом курсе в зимние каникулы Борисков, решив подработать денег, поехал в Новгородскую область. Строили там в одной деревне телятник. На беду все это время стояли жуткие морозы – за тридцать. Вода в умывальнике за ночь замерзала. Самое жуткое было возвращаться после работы через поле к деревне. Мороз там, на поле, был вообще ужасный – воздух обжигал лицо, снег визжал под валенками. Выли волки. Воду для строительного раствора приходилось постоянно греть. Строить в такие холода, наверняка было просто нельзя, но деваться было некуда. Другого времени не было. И как-то строили. Правда, Борисков получил небольшое обморожение кожи рук между рукавицами и ватником. Наташа его лечила.
Учеба шла своим чередом, и по мере обучения окружающий мир менялся. Понимание строения человека изменяло отношение ко всему и все восприятие вселенной. Тогда это воспринималось очень остро. Он как-то попытался рассказать об этом Виктоше, но она его не поняла, и Борисков заткнулся. Виктоша не могла этого понять в принципе. У них, «технарей», ничего подобного не было. Медицина – клановая специальность. Это и особая система обучения и особое восприятие действительности. Виктоша раздраженно сказала на это, что Борисков бредит. Возможно, она и была права.