Наконец-то кончился этот мучительный танец.

— Вас проводить? — спрашивает с какой-то иронией Фасих-бей.

— Благодарю. — Я иду рядом с ним, не касаясь его руки.

В конце концов, неужели это может его обидеть? Но почему все это так беспокоит меня? Боюсь Джемиля и отца? Боюсь, что они узнают об этом моем свободном вечере? Да, боюсь. Но боюсь потому что они могут помешать моей любви.

Сижу на диване. Кругом все возбуждены и веселы. Незнакомец подводит Сабире. Со мной — ни слова. Сабире присаживается рядом.

— Очень хочется пить, — шепчу ей на ухо, — только не вина, — воды.

— Ребенок! — улыбается Сабире.

Она выходит и вскоре возвращается со стаканом.

— Пей осторожно, Наджие, вода холодная, а танцы горячат.

Ну уж, танец с Фасих-беем не разгорячит меня. Сабире сама пошла за водой. Значит, слуг здесь нет.

Еще два танца. Что за радость — меня пригласил Ибрагим-бей. Замечаю, что стала относиться к нему, как к брату, испытываю чувство благодарности. Мы обмениваемся во время танца короткими фразами.

— Вы прекрасно играете, Ибрагим-бей, — это говорю я.

— Здесь находится человек, который играет гораздо лучше, — Ибрагим-бей улыбается.

У меня такое чувство, будто я и вправду ребенок, маленькая девочка, которой делают подарки, радуют ее сюрпризами добрые взрослые. Я по-детски уверена, что этот человек — мой Незнакомец, но я почтительно спрашиваю:

— Кто же это, скажите мне.

— Вон тот человек, — конечно, он указал на моего Незнакомца.

— Тогда попросите его сыграть.

Нет, не буду спрашивать, как его зовут. Ведь Ибрагим-бей предупредил, что здесь никто никого никому не представляет. А вдруг он догадается, что меня интересует не только музыка, но и сам пианист.

— Пианино — чудесный инструмент, — произношу я.

Ибрагим-бей улыбается. Мне нравится его улыбка.