— Вы — трус и негодяй, — ответил Тарзан. — Больше мне ничего не нужно знать о вас! — и он повернулся к незнакомке, чтобы осведомиться, как она себя чувствует, но ее уже не было. Тогда, не удостаивая Рокова и его приятеля взглядом, Тарзан продолжил прерванную прогулку.
Поведение двух негодяев казалось ему загадочным. Он никак не мог понять смысла и цели той очевидной интриги, которую они все время вели. В наружности молодой женщины было что-то знакомое Тарзану. Однако, не разглядев ее скрытого под вуалью лица, он не мог быть уверен в том, что встречал ее раньше. Единственное, что запомнилось, — кольцо очень тонкой работы, украшавшее палец руки, за которую схватил ее Роков.
Тарзан начал присматриваться к рукам всех дам, которые встречались ему, надеясь таким путем узнать таинственную незнакомку.
Он опустился в плетеное кресло и занялся разглядыванием проходивших мимо него пассажиров. В каждом из них он видел то жестокость, то себялюбие, то хитрость, с которыми познакомился еще в джунглях, когда первый из людей, с которыми ему пришлось столкнуться — черный, лоснистый Кулонга, — своим метким копьем убил Калу, большую обезьяну-самку, заменившую Тарзану мать с его раннего детства.
Он вспомнил об убийстве Кинга, о том, как мятежники с «Арроу» бросили профессора Портера и его спутников на произвол судьбы, о зверской расправе с пленниками черных воинов племени Мбонга, о том завистливом недоброжелательстве, с которым встретили его на границе цивилизованного мира офицеры и чиновники западно-африканской колонии.
— Увы, — думал Тарзан, — все они одинаковы. Обман, насилие, предательство, — и все это только ради денег, которые открывают доступ к изнеженным наслаждениям. Будучи связанными по рукам и ногам своими глупыми обычаями, которые превращают их в рабов удачи или неудачи, они в то же время твердо верят в свое высшее назначение, в свое превосходство над миром, в то, что они, и только они, наслаждаются жизнью во всей ее красоте.
Этот мир, населенный идиотами и больными, был ненавистен Тарзану. Он не прощал себе того, что свободу и радость жизни в джунглях променял — хотя бы и на короткое время — на ложь цивилизации.
Размышляя таким образом, Тарзан неожиданно почувствовал, что кто-то внимательно наблюдает за ним. Усвоенная в джунглях бдительность позволила ему обернуться так быстро, что молодая женщина, сидевшая неподалеку, не успела отвести глаз. Краска залила ее щеки, она поспешила отвернуться, а Тарзан, довольный результатом своего не совсем галантного поступка, улыбнулся и устроился поудобнее в кресло. Женщина, смотревшая на него, была молода и очень привлекательна. Кроме того, в ней было что-то знакомое. Что именно, Тарзан не мог сказать.
В этот момент молодая женщина встала. Когда она проходила мимо Тарзана, он насторожился, как бы почуяв, что близок к разгадке. Ему не пришлось разочароваться. Женщина подняла руку, чтобы поправить шарф, накинутый на плечи, и Тарзан увидел знакомое кольцо.
Значит, это была она, — та самая женщина, которую преследовал Роков. Но кто она? Что общего между ней и наглым авантюристом?
Вечером, после обеда Тарзан до наступления темноты прогуливался по палубе, беседуя с помощником капитана. Когда служебные обязанности заставили его собеседника подняться на капитанский мостик, Тарзан лениво оперся грудью на перила и стал наблюдать игру лунных лучей на медленно катившихся волнах.
Он был скрыт боканцами[1], и потому два человека, которые в это время проходили вдоль палубы, его не заметили. До Тарзана донеслись отрывки разговора, они и заставили его последовать за ними. Он узнал голос Рокова и заметил, что собеседником его был все тот же неизменный Павлович.
Тарзан услышал лишь несколько слов: «Если она закричит, ты души ее, пока она не…»
Этого было достаточно: Тарзан приложил все свое старание, чтобы не упустить из виду заговорщиков, которые направлялись быстрыми шагами к другому концу палубы.
Они дошли до курительной комнаты, но лишь заглянули туда, чтобы убедиться, видимо, там ли находится человек, местопребыванием которого интересовались.
После этого парочка направилась к каютам первого класса. Здесь Тарзану было труднее наблюдать, оставаясь незамеченным. Все же ему удалось спрятаться поблизости, в тени коридора. На их стук голос изнутри спросил по-французски:
— Кто там?
— Это я, Николай, — был ответ Рокова. — Могу ли я войти?
— Почему ты продолжаешь преследовать меня, Николай? — спросила женщина, находившаяся за тонкой дверью. — Разве я в чем-нибудь виновата перед тобой?
— Да ну же, отвори, Ольга, — продолжал Роков деланно-добродушным тоном. — Мне нужно сказать всего два слова. Я ничего тебе не сделаю, даже не переступлю порога каюты. Того, что я хочу сказать тебе, нельзя говорить через дверь.