Тарзан спустился в курительную комнату и нашел укромное местечко. Сидя в одиночестве над рюмкой абсента, снова и снова задумывался он: благоразумно ли поступил, отказавшись от наследственных прав в пользу человека, которому ничем не обязан.
Да, ему нравился Клейтон, но не в этом было дело. Не ради Уильяма Сесиля Клейтона лорда Грэйстока отрекся Тарзан от своего законного имени. Он сделал это ради той, которую они оба любили, ради той, кого странная прихоть судьбы отдала не ему, а Клейтону. Тарзан знал, что Джен его любит, но ее любовь только увеличивала тяжесть испытания, выпавшего на его долю, ибо то решение, которое человек-обезьяна принял когда-то ночью на маленькой железнодорожной станции, в далеких Висконсинских лесах, было необходимо для ее благополучия.
Счастье любимой девушки было для него важнее всего, а недолговременное знакомство с культурными людьми убедило, что жизнь без денег и высокого положения в обществе невыносима для большинства из них. Джен Портер была рождена для того и другого, и, если бы Тарзан расстроил брак с Клейтоном, он несомненно обрекал ее на бедность и лишения.
От прошлого мысли Тарзана обратились к будущему. Он старался предвосхитить ощущения, с которыми вернется в родные джунгли, в те суровые, дикие джунгли, где провел двадцать из своих двадцати двух лет жизни. Но кто будет там рад его возвращению? Никто! Только слона Тантора может он назвать своим другом. Даже обезьяны не встретят его как родного.
Хотя цивилизация и не дала Тарзану почти ничего ценного, тем не менее научила его стремиться к обществу ему подобных, научила дорожить теплотой товарищеских отношений. В иных условиях жизнь потеряла бы теперь свое очарование. Ему уже трудно представить себя на свете без друга, без живого существа, говорящего на том новом языке, который Тарзан научился любить за два года. Вот почему мысли о будущем не возбуждали радостных надежд.
Раскуривая новую папиросу, Тарзан бросил взгляд на висевшее перед ним зеркало, в котором отражался соседний стол и четыре человека, занятых игрой в карты. Как раз в этот момент один из игроков встал со своего места, и тотчас же к столу приблизился человек, стоявший до того в стороне. Он вежливо попросил позволения занять свободное место, чтобы дать играющим возможность не прерывать своей партии.
Это был один из тех двух субъектов, которые шептались у входа в курительную комнату. Интерес Тарзана к игре несколько усилился, и, размышляя о своем будущем, он не переставал наблюдать за фигурами, сидевшими за его спиною.
Тарзан знал по имени лишь одного из игроков. Это был сидевший как раз напротив нового партнера граф Рауль де Куд, на которого более чем внимательный лакей уже успел указать как на одну из достопримечательностей корабля в этом рейсе.
Тем временем в комнату вошел и стал за креслом графа второй из смуглых заговорщиков, лица которых он успел запомнить. От Тарзана не ускользнул его взгляд, украдкой брошенный по сторонам. Странно было, однако, что субъект не заметил при этом внимательных глаз Тарзана, прикованных к отражению в зеркале.
Заговорщик вытащил что-то из своего кармана, что именно, Тарзан не мог разглядеть, осторожно протянул руку к карману графа и ловко опустил туда вынутый предмет. После этого он не двинулся с места, продолжая следить за игрой. Тарзан недоумевал, но весь превратился во внимание, стараясь не упустить ни малейшей детали.
Игра продолжалась до тех пор, пока граф не выиграл довольно значительную сумму у нового партнера. Тарзан заметил, как субъект, стоявший за креслом графа, кивнул головой своему приятелю. Сейчас же тот встал и, указывая на графа, произнес в негодовании:
— Если бы я знал, что этот господин — профессиональный шулер, я не принял бы так опрометчиво участия в игре.
Граф и двое остальных игроков поднялись. Де Куд побледнел.
— Что вы хотите сказать, сударь! — воскликнул он. — Знаете ли вы, с кем говорите?
— Я знаю, с кем говорю, — и, надеюсь, в последний раз — с человеком, мошенничающим в карточной игре…
Граф через стол ударил говорившего по лицу.
— Тут какая-то ошибка, сударь! — воскликнул один из игроков. — Перед вами — граф де Куд.
— Если я ошибся, — ответил обличитель, — то с радостью возьму свои, слова обратно: пусть только граф объяснит нам, откуда у него взялись те карты, которые он только что на моих глазах спрятал в карман.
Его приятель, который проделал то, что теперь приписывалось графу и что не ускользнуло от глаз Тарзана, попытался в этот момент улизнуть из комнаты. К своей досаде он увидел, что путь отступления отрезан высоким сероглазым незнакомцем.
— Простите! — буркнул он, стараясь проскочить в дверь.