– Я вижу, что здесь случилось настоящее побоище, и… Это что, Молчун Лу? Он что, мёртв?

– Как видите.

– Кто это сделал?

– Пабло, главарь вот этих ублюдков, – кивнул я на копошащиеся в грязи тела.

– Так… Адам, вызывай подмогу, а я пока подержу их на мушке.

Дальнейшее помнилось смутно. В голове почему-то сидела мысль, как бы не потерять Бу-Бу, и я крепко прижимал к себе затаившегося за пазухой зверька, даже когда врач накладывал мне швы. К тому времени я потерял слишком много крови и почти ничего не соображал. Запомнил, как появился директор Диксон, что-то участливо спрашивавший, я что-то говорил, но что – напрочь вылетело из головы.

А потом наступило забытье. Но, что самое интересное, когда я очнулся на казённой постели в лазарете, причём переодетый в чистое – крыса так и была при мне, сидела за пазухой. Как это объяснить – я не знал, а спросить у медсестрички, которая помогала местному доктору – мастеру на все руки – я не решился. Вдруг она и не знает про Бу-Бу, а если узнает – заставит от неё избавиться? Кстати, вообще это самец или самка? Выясню это, быть может, но попозже.

Оказалось, я сутки провалялся без сознания, под капельницей с физраствором. Иголку из моей вены не вынимали ещё три дня, а на второй день, как я очнулся, меня навестил Диксон, а с ним какой-то мужик, представившийся следователем системы исправительных учреждений штата Калифорния. Диксон при нём держался скромно, а я, решив, что покрывать подонков не стану, выложил всё, как на духу. Следователь записал мои показания на бумаге, дал прочитать, расписаться и отбыл восвояси вместе с директором. К счастью, за всё время беседы крыса не сделала попытки меня дискредитировать, сидела за пазухой тихо, как мышь… Вернее, как большая мышь.

Генри Диксон вернулся спустя примерно полтора часа, вырвав меня из дремотного состояния.

– Маховик запущен, теперь нашей тюрьме не избежать полной проверки, – обречённо выдохнул он, словно бы обращаясь не ко мне, а к кому-то другому. – Придётся ужесточить режим, как минимум на первое время. Надеюсь, дело не дойдёт до самого высокого руководства, и нас не начнут третировать проверками.

Он снова вздохнул, вытирая пот со лба носовым платком.

– Молчун Лу мне перед смертью сказал, что он не убивал, – тихо сказал я.

– Что? Кого не убивал?

– Наверное, своих родителей, других обвинений, насколько я знаю, на нём не висело.

– Хм, не знаю, не знаю… Следствие доказало его причастность к их смертям, он провёл всю ночь в доме с трупами родителей, а перед смертью мало ли что в мозгах происходит. Может, вообразил, что их убил кто-то другой. Да и что говорить, Молчун уже отправился к своим родителям… Ладно, мистер Бёрд, поправляйтесь, думаю, денька три вы тут ещё проваляетесь. А мексиканцев, и в первую очередь Пабло Эстебана, ждут серьёзные проблемы. И кстати, – говорит он, положив что-то на тумбочку, – ваш гонорар. Может, не всё в грязи удалось найти, но большая часть здесь точно.

Диксон уходит, а я равнодушно смотрю на смятые, в пятнах засохшей грязи купюры и движением руки скидываю их на пол. Пусть он их себе засунет в одно место.