Какое твое собачье дело, жополиз несчастный! Эверт Гренс презирал своего шефа. Как, впрочем, и всех других, с кем работал. И не скрывал этого. Пусть видят. И особенно сам этот интендант, сопляк и аккуратист.
— А что?
Он услыхал, как его начальник вздохнул, и приготовился.
— У нас разные роли, у тебя и у меня, Эверт. Разные полномочия. Например, это я решаю, кому тут работать. И чем заниматься.
— Как скажешь.
— Вот я и удивляюсь, как же так случилось, что ты принял человека на вакансию к себе в подразделение, а я об этом узнаю только что! К тому же человека, чей стаж и близко не дотягивает до того, который требуется для инспектора криминальной полиции.
Надо было отключить долбаный телефон, лучше бы петь себе и петь, солнце только что взошло, и Стокгольм проснулся раскрасавцем, это время — его, Эверта Гренса, личный ежедневный ритуал, когда он имеет, черт побери, право не якшаться со всякими придурками.
— Такое случается. Все зависит от расторопности.
Внизу под мостом прошел поезд, звук его ударился о перекрытия и поглотил голос в телефоне. Ну и пусть.
— Я тебя не слышу.
Голос попробовал повторить.
— Ты не имел права принимать на работу Хермансон. У меня есть другой кандидат. Более квалифицированный.
Скорее бы запеть снова.
— Ясно. Но уже поздно. Я подписал заявление еще вчера вечером. Потому что догадывался, что ты сунешь нос в это дело.
Он отключил телефон и сунул его назад в карман пиджака.
Можно продолжать прогулку. Он откашлялся: придется снова петь с самого начала.
Десять минут спустя Гренс открыл тяжелую дверь центрального подъезда на Кунгсхольмсгатан.
Все эти придурки уже сидели там внутри в очереди и ждали.
Талончики на подачу заявлений — каждый понедельник одно и то же, полна коробушка, проклятье выходных дней. Он оглядел собравшихся: вид у большинства усталый — ясное дело, у кого квартиру обокрали, пока хозяева были на даче, у кого автомобиль угнали из общего гаража, у кого разбили и обчистили витрину в магазине. Он направился к запертой двери своего коридора, там, за ней — его кабинет, пара этажей вверх и несколько дверей после кофейного автомата. Он уже собрался набрать код и войти, но тут заметил мужчину, лежавшего на диване. В руке у того был зажат талончик, лицо повернуто набок, струйка крови, вытекшая из уха, запеклась на щеке. Он что-то бормотал, но слов было не разобрать, Гренс решил, что человек говорит по-фински.
У нее из уха сочилась кровь.