На третье утро Хауэлл, проснувшись, обнаружил, что таблетки кончились. А только бурбоном снять боль было нельзя. Скотти ушла на работу, и при одной мысли о том, что придется ждать, пока она раздобудет новый рецепт, Хауэллу стало дурно. Так же, как и при мысли о том, что надо будет снова ехать к сазерлендскому шарлатану, который снова пропишет ему таблетки и уколы. Нет, этот тип явно не знает, как его вылечить. Но если тут нормальных врачей нет, а есть только шарлатаны, то какой смысл вообще к ним обращаться?

Доехав до перекрестка, Хауэлл чуть было не свернул вправо, на дорогу, которая вела в город, но очередной приступ радикулита заставил его замереть за рулем, и пришлось ехать прямо. Проезжая мимо почтового ящика, Хауэлл вдруг подумал, что это для него своеобразный рубеж: ближе он к дому Келли не подходил ни разу. Хауэлл и сам толком не знал, почему он избегал Келли. Его всегда влекло к странным людям, он легко вступал в контакт с чудаками и эксцентриками, которые дичились окружающих. В свою бытность репортером Хауэлл не раз умудрялся состряпать лихую статейку, пообщавшись с такими людьми — нечто среднее между полицейской хроникой и политическим обозрением — подобные статьи привлекали внимание издателей и помогали убедить их, что Хауэлл способен вести в газете постоянную рубрику.

Дом был похож на сотни других домов, разбросанных по всему югу. Если их собрать вместе, то, пожалуй, можно будет говорить о целом направлении в провинциальной архитектуре, — подумал Хауэлл. У таких домов обязательно было широкое крыльцо с низким навесом и массивная покатая крыша. В них обитали довольно преуспевающие фермеры или владельцы лесопилки. Хотя… дом Келли был немного другим. Хауэлл не увидел перед ним лужайки, двор был засыпан хорошо утрамбованным шлаком, и лишь кое-где торчали чахлые кустики. Но, не проявляя желания украсить свое жилище, его владельцы в то же время не допускали и следов запустения. Крыша была в порядке, окна целы, ржавые автомобильные детали на земле не валялись. Все прибрано, все аккуратно.

Хауэлл остановился на дорожке, на углу крыльца. В просторном кресле-качалке сидела девушка и, слегка покачиваясь, лущила горох. Ее густые рыжеватые волосы спадали на плечи, а белую, словно припудренную, кожу усеивали веснушки. У девушки было круглое скуластое лицо, жесткий квадратный подбородок, широкие плечи и — насколько мог разглядеть со своего места Хауэлл — высокая, полная грудь под цветастым хлопчатобумажным платьем. Какое-то время Хауэлл молча глядел на девушку. Он мгновенно представил себе, каким был бы ее младший брат Брайан, если бы он родился нормальным, не умственно отсталым.

— Эй, — окликнула Хауэлла девушка, перекладывая волосы через плечо, — уж не знаю, зачем вы пожаловали, но все равно, заходите в дом. У нас тут не дорожная служба.

Хауэлл осторожно вылез из машины и принялся враскорячку карабкаться по ступенькам. Когда он добрался доверху, ноги вновь свело судорогой, и Хауэлл чуть не плюхнулся в качалку рядом с девушкой — он больше не мог держаться на ногах.

Девушка схватила миску, в которую она лущила горох, и терпеливо ждала, пока качалка, заходившая ходуном после того, как в нее вцепился Хауэлл, не остановилась.

— Садитесь, — сухо сказала она.

— Извините, но так получилось. Я приехал…

— Я знаю, зачем вы приехали, — перебила его девушка.

— Да-да, понимаю, — устало кивнул Хауэлл. — Мама вам рассказала.

Девушка искоса взглянула на него.

— Верно. А почему вы так долго не приезжали?

Похоже, она была не особенно рада его появлению.

— Ну… в последние дни я не очень хорошо себя чувствовал. А вы…

— Леони, — сказала девушка.

В ее произношении это звучало как «Ле-оу-ни».

Хауэлл хотел было представиться, но выяснилось, что ей уже известно, кто он.

— Значит, вы тот самый Джон Хауэлл, — протянула девушка с таким видом, будто она в этом сомневалась. — Я читала ваши статьи в газете.

— Даже удивительно, сколько людей здесь читали мои статьи. Никогда бы не подумал, что в такой глуши есть интерес к газете, выходящей в Атланте.