— «…вся сущность инстинкта состоит в том, что ему следуют независимо от рассудка», — ответила Аня голосом Кутузова.
— О, ход конём?
— Пони, — улыбнулась Аня победно.
— Аня, прости меня. Всё настолько невероятно, что… ну, скоро пройдёт, ну ты же всё знаешь, я потерян, разбит, а вдруг ты, твоё, грёзы, бред, надежды… что я несу!.. — вдруг забормотал Кутузов.
— Завтра отбредишь? Мне бы знать — мне в город ехать, а тебя тут оставить или не оставить? Надо решать сейчас же. Прислуге указать, павлинов разных урегулировать, хлопоты…
— Поеду в Москву. Поеду непременно! Аня… Я могу попросить твоего библиотекаря выдать мне учебник хорошего тона? Я забыл, как с людьми по-человечески разговаривать!
Аня без иронии, строго пообещала выдать учебник.
Глава 27
На поклёп божбы не напасёшься. Кто кого за глаза поносит, тот трусит его. И в напраслине, что в деле, люди погибают. Худого не хвали, а хорошего не кори. Хоть по горло в грязи, да не брызжи. Чем поиграешь, тем и зашибёшься
Ходить по той же квартире, варить кофе на той же кухне, всюду натыкаясь на следы ушедшей жизни, — пока не походишь, никогда не поймёшь.
Магиандру всюду виделись трупы со стеклянными глазами. И разверстый дубовый шкаф, опустелый, несуразный, конечно, казался гробом.
Пребывать вне квартиры было не слаще: город или университет; камни, загородки, ограды. Тяжело бродить, дрожа и воображая: под землёй везде лежит мать, под каждой плитой. Её глаза наконец закрыты. Это навсегда. Между лицом и крышкой есть пространство, которого она не видит, но оно есть.
А можно пойти учиться, но ведь тоже — идти, значит, наступать на городские плиты, давить ногами тротуары, а под землёй везде она. И пространство между лицом и крышкой, замучившее Магиандра своей нелепой вежливостью.
Вариант университета плох ещё тем, что на факультете не хватает одного профессора, из-за которого Магиандр и поступал. Вариация
Звонить в редакцию радио «Патриот» уже неудобно, почему-то решил Магиандр. Неуютно беспокоить занятых людей, говорил он себе не своими словами, не своим голосом и не свои мысли. «Удобно! Давай позвоним!» — беззвучно повизгивал из кармашка мобильник, предлагая быть коммуникативной опорой; маленькое грустное наладонное представительство человека, метонимия, сгусток обещаний. Солидный двадцатилетний Василий отмахивался и не желал признавать права фантомчика.
В церковь он ходил ежедневно, там отпускало, но через полчаса возвращались убийственной парой — офорт «Глаза» и размытый абрис пыльного дубового шкафа, плавающего в песчаном воздухе кабинета.
Наконец Магиандр вспомнил, что в редакцию звонить некому, отпуск, а звонить на мобильник даме, отдыхающей от потрясений, тоже неудобно: журналист как бы тоже человек.
Изведя себя вежливостью, тоской и опасениями, Магиандр машинально прижал кнопку быстрого набора и услышал мой голос.
— Идём? — предложила я, и мы пошли, поскольку иначе быть уже не могло.
— Вы очень любите свою работу? — задал он принципиальный вопрос.