— Только у тебя карточки, — неумно съехидничал Кутузов. Аня даже не расслышала.
Вернулись в дом. Аня поставила самовар. Взяла пульт управления и запрограммировала хозяйство, попутно что-то шепнув дворецкому в крохотный микрофончик.
Кутузов испытывал сразу пять-шесть эмоций, ему — чрезвычайно много. Говорить стало трудно, будто кислорода убавилось.
Аня действительно знала Библию не хуже Кутузова. Он впервые встретил достойного соперника. Но соперник во всём повёл себя как соратник, а такого не могло быть.
До встречи с ней профессор втайне смотрел на верующих как на маргиналов, очевидно скорбных умом и/или развращённых бедностью. Аня в стереотипы не вписывалась. Она умна и богата. Очень красива. И с этим комплектом — верует в Бога! Помогает первому попавшемуся беглому атеисту, скептику, вдовцу и коллекционеру. Ну да, она индиго, но это ничего не объясняет, тем более Кутузову, который всё невидимое бранил нехорошими словами: мистика! метафизика! На лекциях он, конечно, правильно пользовался этим лексическим хозяйством, но за учебными стенами с наслаждением срывал с опасных понятий пошлый флёр научности, особенно перед женой и сыном. Профессионал словесности, преподаватель жанров и стилистики, он ухитрялся одного себя чувствовать прибором высшей точности.
— Род строптивый и развращенный, говоришь?.. Кстати, разврат! — опомнился Кутузов. — Интересно, что вкладывали в это слово переводчики сами, лично, не в смысле «лития истукана», — сами, как персоны, люди, отцы? Аня, ты целомудренна? «Целомудрие требует большого умения владеть собой; поэтому оно уважалось уже в ранний период нравственной истории цивилизованного человечества. Следствием этого явилось бессмысленное почитание безбрачия, которое с самых древних времён считалось добродетелью». — Такой пассаж уже походил на мужицкий, даже мужланский, но вывести Аню из себя не удалось.
— Я подумаю над этим вопросом. Выйду замуж и подумаю. «Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано…»24 Я выйду за того, кто способен жениться и вмещает слово. Ну, чтобы не малодушничал, как ученики Его. Которые чуть было вообще не погубили род людской своим страхом перед ответственностью.
— Девочка! Мужчины коварны! «Но как только брак, в форме одноженства или многоженства, начинает распространяться и ревность начинает охранять женское целомудрие, это качество ценится и мало-помалу усваивается и незамужними женщинами. Насколько медленно оно распространяется между мужчинами, можно видеть ещё и в настоящее время». Какой милый юмор… А может, и самокритика?
— И какое противоречие самому себе! Кажется, там у тебя что-то было про нравственную высоту человека, — напомнила она, карабкаясь по лесенке на верхнюю полку стеллажа, где стояли энциклопедии.
— Кстати, ты заметила, сколь высоко Дарвин ценит ревность? — Кутузов подбежал к стремянке — помочь, и, глядя вверх, призадумался над формулой красоты; он давно мечтал её вывести. — Ни секунды осуждения. Ревность — благотворна; топливо прогресса. А твой источник ревность не поощряет. И любую частную собственность. Выйдешь замуж, говоришь?
— Выйду, — донеслось сверху. — Возьми, пожалуйста, книги… Не по стадности, а по призванию. Чувствую призвание. «Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды»25. В моём источнике всё есть.
Аня, с пятью томами из Брокгауза, начала спуск. Он протянул к ней руки, забрал тяжесть, положил на пол.
— А я посмотрю, деточка. «Общественное мнение нередко руководится каким-нибудь грубым опытом относительно того, что в конечном результате лучше для всех членов общества. Но это мнение нередко бывает ошибочно вследствие невежества и недостатка рассуждающей способности». Ты такая красивая!.. — Кутузов почувствовал дурман вроде слабоумия.
Аня спрыгнула. Он подхватил её и прижал к груди. Сам не понял, но прихоть нашла, и в душистую золотую макушку он Аню чмокнул.
— Ах ты, борода! Да ты знаешь!.. «Если обольстит кто девицу необрученную и преспит с нею, пусть даст ей вено
— А это происшествие, как я понимаю, может выйти токмо вследствие невежества? — рассмеялся Кутузов абсолютно счастливо. Никогда в жизни он так не развлекался с девицей необрученной и вообще ни с кем. Довольный, он раскраснелся, подпрыгнул и сплясал что-то дикарское, с выкрутасами, чего тоже не делал со времён старшей группы детского сада.
Аня вынесла из библиотеки Брокгауза осторожно, будто артиллерийские снаряды. Вернувшись, подошла к журнальному столику, поразглядывала корешки Библий, удивляясь, сколь прочной, устойчивой получилась пирамида. Чёрные, синие, коричневые блоки разноформатных изданий подогнаны искусно, по наитию, словно сами чудесно сошлись в самую чистую, прекрасную форму. Как удалось библиографу за одну ночь выбиться в Хеопсы?
— Почему на лике девицы необручённой смелая решительность? Порождением чего заняты ваши уникальные мозги?
— Отойди. Не пытайся. Сие — неуглядаемая тайна.
— Батюшки, мы ещё и Даля перед сном перелистываем? Солнышко моё, да зачем тебя сделали такую? Красивую нелепость? Что за шутки природы?