Револьверные выстрелы, рубка абордажными саблями, шелест пронзавших воздух метательных ножей и свист сабель мамбовцев, окончательно разрушили тишину таинственной ночи. На кораблях, охваченных огнём, закипел отчаянный бой.

Затрещал пулемет, развёрнутый вдоль борта. Сбитые пулями, люди, гроздями свисавшие на правом борту, посыпались в воду, но, им на смену, уже взбирались другие. Да и не безоружные они были. Вскоре раздалось несколько ружейных выстрелов, и отчаянный пулемётчик свалился за борт убитый.

С одной из канонерок, более удачно расположенной, и наименее пострадавшей от ночной воздушной атаки, застрекотали пулемётные очереди и загромыхали орудия, развёрнутые в сторону плотов с атакующими.

Пули свинцовым дождём обрушились на дикарей, устилая поверхность плотов мертвыми и искалеченными и сбрасывая их в воду. Высокие султаны взрывов разбивали деревянные конструкции, вскидывая вверх воду, людей, ил, сами плоты, и всё то, что попалось снаряду на пути.

Все свободные плоты быстро развернулись в сторону этой уцелевшей канонерки и атаковали её со всех сторон. Плотов было так много, и они оказались на таком небольшом расстоянии, что орудия стали, практически, бесполезны.

Пулемёты отчаянно рубили пулями атакующих воинов Мамбы. Вокруг канонерки плыли разбитые плоты и барахтались утопающие люди, потерявшие всякую надежду выжить. Но слабых было немного, остальные, даже будучи сброшенными с плотов в воду, продолжали плыть к своей цели. Доплыв, они облепили борта корабля и стали лезть вверх, зажав в руках, или во рту, разнообразное оружие. Осаждающие жаждали крови и смерти ненавистных врагов и готовы были убивать и мстить.

И этот шанс им, в конце концов, представился. Преодолев высокий борт, воины Мамбы заполонили всю палубу, и быстро подавили всякое сопротивления, пронзая матросов саблями и кинжалами, заливая кровью всю палубу. Началась резня. Никакого преимущества у команды кораблей перед чернокожими дикарями больше не было, всё решило острое железо и умение им владеть, одинаково пронзая солдат, матросов или их начальников.

Корабли горели, но людские старания и последующая кровь потушили пожары. Через два часа отчаянного боя, все канонерки были захвачены, но в очень плачевном состоянии. Особенно, досталось самой первой из канонерок, на которую пришлось наибольшее количество сброшенных бутылок с самодельным напалмом, или коктейлем Молотова.

Рецепт его был несложным, а наличие сырой нефти, привезённой арабскими купцами, переработанной в бензин, да добавление отличного природного каучука, со щепоткой порошкового магния, помогли Мамбе реализовать эту гремучую смесь в полной мере.

Суда были захвачены, пожар потушен, и теперь, с помощью барабанов, раздался условный сигнал, услышав который, выдвинулась подготовленная команда охотников, руководимая Семёном Кнутом. Одну из канонерок, потом, пришлось бросить и разобрать на запчасти, для ремонта двух остальных, но дело сделано, и опасные канонерки были захвачены, с минимальными потерями.

Генерал Китченер со злостью смотрел на охваченные пламенем канонерки, экипажи которых яростно сражались с огнём. Его разбудили крики ужаса, хорошо слышимые в ночной тишине. Но, через пару минут, ему стало не до лодок. Оставшиеся пять планеров, незамеченными, долетели до лагеря англичан и стали сбрасывать свой груз на землю. Утоптанная многими ногами, до каменного состояния, земля с радостью приняла на себя хрупкий груз.

Соединяясь с поверхностью, винные бутылки разлетались кучей осколков и брызгами жидкого огня.

Эффект от их применения был менее впечатляющим, чем на кораблях, но зато, встревоженные внезапным огнём, дико заревели верблюды, срываясь с привязей; заржали, становясь на дыбы, стреноженные на ночь лошади. Разнообразные крики огласили воздух, люди матерились на паре десятков языков, осыпая проклятиями подлого ночного змея.

И словосочетание «гадский унган», было самым простым. Остальные обороты речи арабских и английских солдат пестрели новыми аллегорическими сравнениями и грозили обогатить их родной язык новыми словосочетаниями.

«Исчадие ада», «треклятая поганая змея», «выродок змеиный», «ночной выползок», «подлый шнурок», «чёрный хер» и далее, насколько хватало фантазии.

Трах-тибидох, и ещё раз его трах и тибидох. И во все его дырки трах и тибидох, и всей ротой его тибидох и, немножко, трах, – слышно было повсюду. Но последующие события быстро заставили прикусить язык всех, кто сыпал сейчас ругательствами.

Позабыв обо всём на свете, они стали сражаться за свою жизнь, вылавливая мечущихся и хрипящих в диком ужасе верблюдов и обезумевших от огня лошадей.

Семь тысяч бывших дервишей, примкнув штыки, стали появляться из темноты, как ночные демоны, и были такими же страшными. Дико вращая налитыми кровью глазами, ярко блестевшими в свете огня, они визжали и набрасывались с оружием на английских солдат и их союзников.

Загремели первые выстрелы, и через пять минут всё смешалось в ужасную какофонию звуков внезапно зародившегося боя, итог которого был неясен. Вскоре, в этот шум включились пулемёты, как англичан, так и негров.

С левого фланга открыли огонь четыре горных пушки батареи Мамбы, и в полевом английском лагере воцарился очевидный хаос. Всё вокруг стреляло, полыхали огненные вспышки разрывов, курился пороховой дым, придавая оттенок ирреальности всему происходящему.