Боеприпасы жалели, поощряя меткость. В ходу были различные конкурсы стрелков и снайперов. Тот, кто входил в победную тройку, получал приз, на свой выбор. Отказа не было ни в чём.
Более того, на родину меткого стрелка, в богом забытое селение или город, посылались подарки всем его родственникам – жёнам, сёстрам, девушкам, кому угодно, с одним только пожеланием – растить будущих воинов, метких стрелков и храбрых бойцов.
Мамба не жалел ничего для снайперов, поощряя их даже рабынями, закрывая на этот факт глаза. Проводились конкурсы и среди следопытов, бегунов, диверсантов, пулемётчиков, артиллеристов и других военных специалистов. Критерий был очень понятен – умение воевать и думать головой.
Формировались элитные подразделения, помимо старой гвардии, с кожаными стягами, вроде бабуинов и носорогов. Те, кто попал в эти сотни, могли рассчитывать на двойной паёк, уважение и быструю смерть в бою.
Иоанн Тёмный объявил свою волю, и тот, кто запятнал честь трусостью, бросил товарища в бою, или проявил тупость и неумение воевать, что привело к гибели других воинов, но служил в элитной сотне, имел право сам выбрать свою смерть. Исключение составляли только предатели, для тех итог был один – участь Момо.
Дикий, потерянный вид домашнего животного, не умеющего ничего, кроме как есть, и ходить под себя, повергал в шок любого, кто его видел. Все африканцы панически боялись повторить его участь. А немногочисленные европейцы, всевозможных национальностей, которые нашли себе место в войске Иоанна Тёмного, в качестве офицеров, капралов или инструкторов, опасались.
С одной стороны, они не верили, а с другой, не хотели проверять это на себе. Все видели, как здоровый и грозный Момо, за две минуты превратился в ничто. Может, это было действие яда, может, мистической силы, которой обладал Иоанн Тёмный, этого никто не знал, и не хотел проверять на своей шкуре, никто.
Войско медленно продвигалось вперёд, тренируясь в меткости на животных. В ходе этого марша, склады пополнились слоновьими бивнями, кожей и шкурами других животных саванны, а также, страусовыми перьями, запас которых обещали, в скором времени, вывезти через Абиссинию и выгодно продать модницам по всему миру.
В Барак прибыло уже двенадцать тысяч воинов, к ним присоединились ещё восемь тысяч солдат, которых привел рас Алула. Здесь Мамба решил подготовиться к будущей битве с англичанами, для чего активно принимал в свои ряды всех желающих, а также, воинов, присланных вождями других племён, которых сразу же брали в оборот в полевом лагере.
Этот лагерь стал крупнейшим полигоном в Африке, на котором тренировали молодых воинов стрелять из винтовок и пулемётов, ходить в штыковую атаку, проводить диверсии. Всё это происходило жёстко, никто не собирался жалеть новые кадры, приучая их к строю и воинской дисциплине.
Каждый из молодых воинов учил новый язык каракешей, состоящий из слов на разных языках, не только на русском, но и суахили, хауса, амхарского и прочих народов. Были там слова и из арабского, английского, а также, французского и португальского.
Было в этом языке только одно общее, и это, как ни трудно догадаться, был русский мат. Великий и могучий, разговорный, дополнился только парами фраз, из разных языков, обозначающих белое пушистое северное животное, с буквой З, вместо С.
Я возлежал на маленьких подушках, в одном из низких глиняных зданий, построенном в мавританском стиле. У меня дико болела спина – потянул, когда мы вытаскивали одно из двух орудий. Эти бестолковые обезьяны, чуть не упустили в болото нашу стреляющую прелесть.
А я, как раз, находился поблизости. Сердце кровью обливалось, когда я видел, как носильщики, сначала, застряли в грязи, а потом, почти упустили в жидкий ил орудие, которое мы с таким трудом протащили через всю Африку. Пся крев!
Бить и орать было некогда. Вот и пришлось, отбросив королевские регалии, соскочить с осла, на котором я величаво передвигался, и броситься на помощь лодырям и вредителям королевской собственности.
Орудие мы, общими усилиями, спасли от утопления, а то чисти его потом. Все, кто упустил орудие, были мною жёстко наказаны, лишились доппайка и женщин на месяц, а я сейчас мучился со спиной, натирая её мазями, на основе пчелиного яда.
Даже пришлось отправить провинившихся за ульем пчёл, которых мне сажали на спину, чтобы привести в чувство их укусами. В чувство не привели, а разозлить разозлили, неумехи. Спасли моё доброе отношение только женщины, которых прислал мне Верный, бывший в Бартере мэром и наместником, в одном лице.
Женщины помогли мне отвлечься от горестных дум, болей в спине и спермотоксикоза, который начал, в последнее время, меня одолевать. Не так, чтобы сильно, но мужская природа требует своего, а у меня ещё и сына нет.
А эти две мелкие пакости, мои дочери, причём, одна из них уже довольно рослая, теперь учились выносить у меня мозг, и это в семь лет! Что же будет дальше. А я абсолютно не готов. Не хватало ещё на старости лет становиться подсандальником. Ладно, ещё подкаблучником, что вряд ли. Никто здесь не носит каблуков, а вот подсандальником, уже наверняка.
Старшая, Мирра, была прямая как палка, и такая же бесхитростная, а вот младшая дочка, Слава, была, чисто по-женски, хитра и делала всё исподволь, ненавязчиво. Тренировалась, так сказать, на отце. Бессовестная… Вот так и живу, хлеб из сорго жую.