Большинство других пассажиров спали во время полета, но я не решалась сомкнуть глаза, боясь, что самолет разобьется. Вместо этого я внимательно слушала английскую речь стюардесс и даже кое-что понимала. Потом нам принесли курицу с картошкой, а перед заходом на посадку я наложила макияж. Мне было почти пятнадцать, и в Лондоне Ябом разрешала мне пользоваться ее косметикой. Перед моим возвращением во Фритаун Мариама купила мне блеск для губ, розовые тени, коричневую подводку и маленькую косметичку, чтобы все туда положить.

Была почти полночь, когда мы приземлились в международном аэропорту Лунги, отделенном от Фритауна рекой Сьерра-Леоне. Вопреки позднему часу аэропорт кишел носильщиками и таможенниками. Пограничник проштамповал мне местный паспорт и выпустил из зоны контроля.

У здания аэропорта мальчишки свистели нам с Ябом и протягивали руки, прося милостыню. Горячий сырой воздух и маленькие побирушки повергли меня в шок. Такие же дети, как я, они кормили свои семьи — пытались заработать пару леоне на овощи и рис. Аэропорт — хорошее место для попрошайничества: новоприбывшие иностранцы, в основном представители благотворительных организаций, после долгих перелетов настроены на щедрость.

Ябом дала одному из мальчишек пару леоне, чтобы тот сложил чемоданы на тележку и проводил нас к ожидающему пассажиров такси-микроавтобусу. В салон набилось человек пятнадцать, сплошь иностранцы, кроме Ябом и меня.

Такси отвезло нас на паром. Посреди реки я выбралась наружу, подошла к бортовому ограждению и вдохнула воздух, напоенный ароматом горящего угля и жгучих специй. «Я дома, — с улыбкой подумала я, но потом по телу пробежала ледяная дрожь. — Вдруг мне больше не выбраться из Сьерра-Леоне? Я просто не могу вернуться к попрошайничеству». В тот моменту меня появились опасения, что отъезд из Англии — чудовищная ошибка.

Вернувшись в салон, я не стала делиться опасениями с Ябом. Она задремала, поэтому я разбудила ее только в тот момент, когда мы переправились во Фритаун и я увидела, что нас встречает ее муж. Он погрузил наши чемоданы в машину-развалюху, которую одолжил у приятеля. Я села сзади, Ябом — впереди, рядом с мужем.

Даже в этот поздний час на улицах кипела жизнь — люди жарили кассаву на кострах, пытались спать, разложив соломенные циновки на бетоне или прямо на грунтовой дороге. Сильно устав, я почти заснула, но у башенных часов Фритауна супруг Ябом свернул налево.

Куда вы едете? — Я мигом встрепенулась и наклонилась вперед.

— К нам домой, — ответила Ябом.

— Но мне нужно в лагерь! — воскликнула я.

— Мариату, туда тебе нельзя, — проговорила Ябом и повернулась ко мне лицом. — Прости, но это не обсуждается.

Но почему? — спросила я. — Мне хочется увидеть родных!

Твои родные перебрались в деревню под Ма-саикой, — напомнила Ябом.

— Уехали лишь несколько членов нашей семьи! — вскричала я. — У меня в «Абердине» родственники и друзья. Пожалуйста, отвезите меня туда.

— Послушай, Мариату, — сказала Ябом мягко, но при этом строго, — в нашей стране еще очень много страданий. Война закончилась, но многие не могут вернуться в свои деревни. Пострадавших вроде тебя тоже предостаточно. Тебе может показаться, что местные будут счастливы, что ты съездила в Англию, а теперь собираешься в Канаду, но в глубине души они завидуют. Они хотят того же, что досталось тебе. И готовы на что угодно, даже нанять колдуний, чтобы те наложили порчу и удача тебе изменила.

— Завистники мне не страшны, — возразила я. — Никто из моих знакомых плохого мне не пожелает. Только не после всех моих мытарств. Отвезите меня в лагерь!

Несколько секунд Ябом молча на меня смотрела.

— Мариату, — наконец проговорила она, — я хочу тебе помочь, но ты должна меня слушаться.

— А ты должна мне доверять! — заявила я, повышая голос. — В Лондоне ты дала мне обещание. Я хочу в «Абердин»!

— Пусть едет, куда хочет, — вмешался муж Ябом. — Она достаточно взрослая, чтобы решать самой. — Он свернул в ухабистый, изрытый ямами переулок и вскоре вернулся на дорогу, ведущую в «Абердин».