Голова как бетонная… Я открыла глаза, но закашлялась еще до того, как зрение сфокусировалось. Подняв руку, чтобы прикрыть рот, я почувствовала кровь, теплую и липкую. «У меня нет рук», Я вспомнила я, похолодев от ужаса, но запаниковать не успела: живот свело от боли.
— Что со мной случилось? — спросила я вслух. Никто не ответил.
Подняться без помощи рук оказалось тяжело. Я перекатилась по земле, встала на колени, потом, шатаясь, поднялась на ноги. Сперва я обошла пустырь по кругу, не зная, в каком направлении двигаться. Потом ощущения восстановились окончательно. Я услышала громкий треск костра, его всполохи за деревьями осветили мне путь.
Прижимая обрубки к животу, я начала механически переставлять ноги. Хотелось сбежать подальше… подальше отсюда, подальше от этой деревни. Я не сомневалась, что мне устроили засаду. Что за манговыми деревьями караулят юные мятежники, готовые меня подстрелить. Ковыляя к футбольному полю и кустам, что росли за ним, я ждала, что вот-вот услышу свист пули, рассекающей воздух.
Однако выстрелов не было, и робкие шаги превратились в бег. Вскоре я уже не слышала ни громкой музыки, ни рева пламени, ни воплей мятежников. Кусты приветствовали меня негромким стрекотом кузнечиков.
Сил не осталось, но я бежала до тех пор, пока не добралась до пруда, освещенного полной луной. На берегу я опустилась на колени. Прижав изуродованные руки к животу, я долго пила прохладную освежающую воду.
Напившись, я села и оглядела себя. Блузка с юбкой порвались, измазались в грязи и в крови. Я вытянула руки, чтобы осмотреть раны. Вместо кистей осталась лишь толстая корка засыхающей крови. Я внезапно поняла, что мне больно: острая, стреляющая боль текла и к плечам, и к животу. Мне было плохо — плохо, как никогда в жизни, это уж точно. Я закрыла глаза, чтобы не видеть ран, затем окунула предплечья в воду, надеясь, что это облегчит страдания. Не облегчило. От сильной, ошеломляющей боли подкатила дурнота, и я поняла, что теряю сознание.
Я лежала на траве и твердила себе: «Не отключайся!» Не закрывая глаз, я медленно сделала несколько глубоких вдохов и подумала о своих родных, о маме с папой. Они уцелели? Мятежники до них не добрались? Потом я подумала о своей судьбе и услышала голос. «Ты выживешь, — сказал он. Ж Ты выживешь».
Когда дыхание пришло в норму, а голова перестала кружиться, я села и огляделась по сторонам. У пруда валялись корзины с бельем для стирки. «Деревенские жители вещами не разбрасываются, — подумала я. — Их что-то напугало. Наверное, выстрелы мятежников». Я медленно поднялась и доковыляла до плетеной корзины. Рыться в ней пришлось правой ступней. Белье было влажным, но меня это не остановило. Я вытащила предмет, в лунном свете казавшийся длинной синей юбкой вроде саронга, попыталась обернуть ткань вокруг бедер, но без рук ничего не получалось. Юбка выскользнула и упала на землю.
Выпрямив спину, я подняла юбку, подцепив ее пальцами ног, и на этот раз обмотала ею изувеченные руки. Потом отыскала тропку и сразу побежала через кусты дальше.
Сельская местность в Сьерра-Леоне испещрена тропами, которыми сельские жители ходят из дома на фермы, к прудам мыться и в другие деревни. Я видела, что эта тропа уводит меня от Манармы, но куда именно, не знала.
Через какое-то время я замедлила бег до размеренных шагов и закричала:
— Йа Мари, па Али, это я, Мариату!
Я надеялась, что дядя с тетей сбежали от мятежников и прячутся в темных зарослях кокосовых пальм, деревьев манго и авокадо.
— Помогите! — громко умоляла я. Отвечали мне лишь кузнечики и совы, замолкавшие, стоило мне приблизиться.
Тропка привела меня к заброшенному фермерскому дому. Судя по виду, поля не обрабатывали как минимум один сезон.
Территория заросла сорняками — высокая трава колыхалась на ночном ветру. Ферма была хорошим знаком. Она означала, что поблизости деревня. И помощь. Облегчение быстро сменилось страхом.
Вдруг мятежники добрались сюда раньше меня? Сделав еще несколько глубоких вдохов, я заставила себя войти в дом.
Лунный свет лился сквозь прорехи в тростниковой крыше. У стены стояла длинная скамья, и я позволила себе на нее опуститься. Я закрыла глаза и отключила все мысли, снова и снова повторяя про себя: «Я жива. Я не погибну».
Не знаю, спала я по-настоящему или нет. Из забытья меня вырвало шипение. Вскинув голову, я увидела угольно-черную кобру. Она свернула длинное тело прямо под скамейкой, подняла большую голову и, высунув раздвоенный язык, тянулась ко мне.