В этот момент присутствующим показалось, что за спиной русского царя явственно встала щетина отточенных штыков полуторамиллионной армии постоянной готовности, доведенной его усилиями до вполне приличного, по европейским меркам, состояния. Впрочем, сила этой армии была не столько в количестве штыков, сколько в насыщении подразделений пулеметами и минометами, батареях полковой артиллерии и тяжелых отдельных гаубичных дивизионах дивизионного и корпусного звена. При этом гаубицы калибром в пять и шесть дюймов в первом стратегическом эшелоне тянули не лошади-тяжеловозы, а первые в мире гусеничные тягачи с бензиновыми двигателями Луцкого, от которых до нормальных танков оставалось всего несколько шагов. Вообще, собственно в Европе тогда еще никто не знал, какое состояние вооруженных сил является приличным, а какое не очень, ибо последние сражения, в которых участвовали европейские армии, отгремели лет сорок назад. Одни лишь англичане не так давно прошли через англо-бурскую войну, но там противник был несерьезный (полупартизанское ополчение бурских республик), и то армия Владычицы Морей хоть и одержала победу, но выползла из той драки на четвереньках.
– И, кстати, о Палестине… – неожиданно для всех в полном молчании сказал адмирал Фишер, – овладев этой территорией, русские и германские власти собираются разрешить иудеям возвращаться на их исходное место жительства?
Кайзер Вильгельм поморщился, будто откусил кислого, а адмирал Тирпиц фыркнул. Еще чего! В германской Палестине дозволят жить только местным жителям (желательно христианского вероисповедания) и подданным Второго Рейха. Возможно, среди них будут иудеи, но никаких привилегий при поселении представители этой нации не получат и даже, напротив, их основание поселиться на этой заморской территории Германии будут проверяться полицией с особым тщанием. Но в большей части британский адмирал и его король ждали ответа все же от русского царя, который и был главной причиной сегодняшней встречи. Это ему не давало покоя предчувствие грядущих всеобщих перемен, толкающее его на разные превентивные действия, в то время как остальные его коллеги – короли и императоры – еще пребывали в благодушно-расслабленном состоянии.
– Идея вернуть иудеев в Палестину, – немного скучающим тоном ответил император Михаил, – кажется мне в корне ошибочной и даже слегка идиотской. Во-первых – на каком основании проводить такое переселение? С той поры, как римляне разгромили и полностью уничтожили Иудейское царство, прошло две тысячи лет. Ведь ровно по тем же мотивам можно потребовать вернуть славянам германские земли восточнее Эльбы и Австрию, кельтам-валлийцам всю территорию Великобритании, а американским индейцам всю Северную Америку без исключения. Так что тут стоит только начать – и мир захлебнется в крови. Во-вторых – на настоящий момент Палестина довольно плотно заселена и свободных земель в ней нет. Переселение Иудеев в Палестину означает кровопролитие, которое неизбежно возникнет из-за прав на земли. Арабы будут убивать иудеев, иудеи – арабов, и вся эта головная боль падет на русские и германские власти, которые должны будут как-то урегулировать этот хаос. Мы не для того собираемся вырезать турецкий нарыв, чтобы тут же обзавестись еще худшим иудейским. В-третьих – а чего хорошего господа иудеи сделали для Российского государства, русского народа и Нас лично как Императора Всероссийского, чтобы Мы отблагодарили их эдаким экстраординарным способом? О распятии Христа вспоминать не будем, ибо было это давно, наказание за это воспоследовало от самого Господа, и не нам, сирым, добавлять или убавлять в отвешенной Им каре. Да и нынешние поколения уже не отвечают за деяния своих далеких предков, а только за свои собственные. А деяния эти далеки от тех, за которые можно испытывать благодарность, и причиной их является то, что иудеи только себя считают настоящими людьми, богоизбранным народом, остальных же числят грязью под своими ногами… А этот путь ведет не в Землю Обетованную, а прямо в ад…
– Именно поэтому ты, Майкл, – буркнул король Эдуард, – всеми силами норовишь выслать так нелюбезных тебе иудеев из пределов своей державы?
– И снова ты ничего не понял, дядя Берти, – вздохнул Михаил, – новые российские законы карают не за национальность и вероисповедание, а исключительно за совершенные деяния, причем всех одинаково: и иудеев, и магометан, и православных, и даже подданных твоего величества, которые нет-нет да занимаются в нашей державе разными противозаконными делами. И депортируют из них только тех, кто сами, находясь в здравом уме и ясной памяти, написали прошение на Высочайшее (то есть Наше) имя с просьбой заменить им каторжный срок на пожизненную депортацию. Вешать я эту публику не хочу, много чести, а избавляться от нее надо, причем с чадами и домочадцами, – вот и копится сейчас эта плесень в окрестностях Вены, надеясь на возвращение в Россию на штыках победоносной австрийской армии. К тем же иудеям, которые ведут законопослушный образ жизни, Мое Величество никаких претензий не имеет, пусть только исправно платят налоги…
– Мой племянник Михаэль прав, – буркнул кайзер Вильгельм. – У этой публики есть только два пути. Или они станут верноподданными, соблюдающими все законы государства, в котором им довелось жить, или пусть проваливают куда подальше: в Австрию, Францию, Североамериканские Соединенные Штаты, на Луну, Марс, или прямо в ад, но только не в Святую Землю, которая должна быть предназначена лишь для добрых христиан.
– Ладно, Майкл, – поднял руку британский король, – я уже понял, что вы, континенталы, хорошо между собой сговорились. У молодых людей и спрашивать не надо, они оба смотрят вам в рот, будто вы пророк Моисей, который принес евреям Скрижали Завета. Я только хочу знать, Майкл, на что ты готов, если Британия не одобрит твоих действий в отношении Османской империи и попробует оказать сопротивление. И вообще… Ты не забывай, что это вы с Вильгельмом полностью самовластные государи. В России вовсе нет парламента, а в Германии рейхстаг носит чисто декоративную роль. У нас в Британии все совсем по-другому, и Парламент вполне может наложить свое вето на мое согласие с принятыми здесь решениями. Кое-кого я убедить смогу, но далеко не всех…
– Если Британия не одобрит наши действия, – ответил император Михаил, – но это неодобрение ограничится только дипломатическими демаршами – тогда плакала ваша Аравия, и на этом все. На пустые словеса, которыми обычно сотрясают воздух дипломаты нам наплевать и забыть. Но если ваш флот или армия и предпримут какие-то реальные шаги противодействия нашей операции, тогда сначала плакал ваш флот, а потом и сама Британия. Как это будет, мы вам продемонстрировали вчера. Хотя, скорее всего, к тому моменту, когда на фронтах начнутся активные действия, вашим депутатам уже будет далеко не до нашей войны за Черноморские проливы. Но если что-то пойдет не так, то у нас с коллегой Вильгельмом все уже готово для того, чтобы устроить Европе маленький рукотворный апокалипсис в локально сжатые сроки.
– О да, – подкручивая ус, сказал германский император, – у нас уже готово почти все. И армия, и флот, и кое-что еще… «Мольтке», правда, пока не готов, но, если что, начать мы сможем и без него. Сейчас не времена Наполеона; он, бедняга, только думал, что контролирует Европу, зато у нас с Микаэлем продумана буквально каждая мелочь. Вы с несчастными лягушатниками планировали стравить нас между собой, но этому не бывать. Россия и Германия, когда они вместе, способны победить любого врага. Да-да! Если бы русский император не был бы настолько миролюбив, то мы бы с ним уже давно устроили Европе настоящий новый порядок. Если вы хотите это увидеть, то можете попробовать помешать нашей операции – и тогда будет вам счастье…
После этих слов воинственно настроенного германского кайзера, в глазах которого большими буквами горело слово «Франция», король Эдуард и адмирал Фишер вопросительно переглянулись. Вино было налито – и теперь его следовало либо выпить, либо отставить бокал в сторону, сославшись на запрет врача, то есть на Парламент.
Адмирал Фишер чуть заметно кивнул, и тогда король Эдуард прокашлялся.
– Если итоговый документ этой встречи, – сказал он, – будет включать в себя только признание факта несоблюдения турецкой стороной своих обязательств, принятых ею на себя на Берлинском конгрессе, то я, пожалуй, его подпишу, ибо это заявление не обязывает меня ни к чему конкретному. А остальное пусть останется между нами, ибо публике такие вещи знать преждевременно.
– Нет, дядя Берти, – покачал головой Михаил, – чтобы заработать на Аравию, тебе потребуется также признать фиктивность и юридическую ничтожность Берлинского трактата, ибо турецкая сторона, ставя свою подпись под этим документом, не собиралась его выполнять. И это же понимали все прочие участники того сборища, кроме России, которой просто вывернули руки. Но это мы оставим за скобками, зато на этот раз ты можешь заявить, что мы с кайзером Вильгельмом крутили тебе руки изо всех сил…
– О да, Майкл, – кивнул король Эдуард, – это тебе удалось на славу. Давай сюда свою бумагу, и я ее подпишу.
– Спасибо, дядя Берти, – сказал император Михаил, когда британский король передал его адъютанту подписанные бумаги, – а теперь тебя ждут на плавучем госпитале «Смоленск». Специально к твоему визиту он перешел в Ревель, чтобы не создавать у публики ощущения излишней суеты. И твоему верному адмиралу тоже не мешало бы проверить свое здоровье у врачей из будущего, чтобы еще долго его глаз был остер и рука тверда. Чем дольше вы оба продержитесь на плаву, тем легче этому миру удастся перенести грядущую трансформацию.
9 июня 1908 года. Заголовки ряда европейских газет:
Германская «Берлинер тагенблат»: «
Французская «Эко де Пари»: «На Балканах гремят барабаны войны. Русские и германцы требуют отмены условий Берлинского трактата».
Британская «Таймс»: «