— Она человеческая. Ты — человек.

Вангели прикрыл глаза, склонил голову и сложил ладони в молитве.

— Еже еси на небеси…

Мэр прочел молитву. Третью. Тео, окаменев, слушал металлический голос, которым, казалось, можно было рубить лед. Он совсем не подходил к молитвам.

Вангели перекрестился. Тео сдвинул брови. На миг показалось, мир вокруг стал рушиться: две картинки наслаивались друг на друга. Кристиан. Тео. Кристиан. Тео. Теодор смотрел на Вангели и видел своего отца — смеющегося, обнимающего его. Но, сморгнув видение, он вновь смотрел на злейшего врага. Перед ним было перекошенное от ненависти лицо Вангели, вырезающего крест поверх шрама на его щеке. И вновь — объятия отца.

Тео стало душно.

Воздуха не хватало.

— Зачем вы сделали это?

Голос хриплый и — о черт! — такой же, такой же скрипучий, как тот, другой.

Вдруг дверь дернулась. Раздался стук.

— Простите, господин мэр. Я принесла лекарство! Вы просили.

— Позже, — каркнул Вангели.

— Помогает? — вырвалось у Тео.

— Что?

Тео покачал головой.

— Ничего.

Было странно беседовать с мэром без лезвия у горла. Без ножа, приставленного к ребрам. И Тео заговорил. О Путеводителе. О венце, добытом ими, чтобы скрыть Йонву от глаз Смерти, и том, как Госпожа их поймала. Как Йонва вырвался на свободу, оказавшись на самом деле Войной.

— Война? — хмыкнул Вангели. — Чушь.

— Не чушь.

Тео раздул ноздри.