Бессильно падают серые мохнатые конечности, больше похожие на кряжистые корни дуба. Следом выпрыгивает ещё один берендей и, футбольным пинком когтистой лапы, отправляет наполовину оторванную голову перевертня в высокий ивняк.
Когда он победно воздевает в небо лапы, я сразу понимаю, кто из них Вячеслав, а кто Михаил Иванович.
Битва закончена, внутренний хронометр показывает, что «на всё про всё» ушло десять секунд. Мы быстро оттаскиваем от дороги мертвых перевертней, складываем в канаву как в братскую могилу, и присыпаем землей – берендеи, словно собаки, шваркают лапами по дерну.
Перекидывание обратно занимает чуть больше секунды. Не смущаясь возможных машин, обнаженные берендеи копаются в рюкзаках. На свет показываются тельняшки, «пиксельки», кроссовки, «боксеры». Из пакетов вытаскивают пропитанные чем-то полотенца, влажная ткань смывает кровь, рваные раны затягиваются на глазах.
Я думал, а что бы произошло, если бы в это время проезжал посторонний свидетель? Как бы он себя почувствовал, если увидел наяву эпизод из фильма ужаса?
– Что так долго, Слава? Целовались в кустиках? – Михаил Иванович натягивает на грудь полосатую фуфайку.
– Михал Иваныч, как не стыдно такие вещи говорить?! Не было у нас ничего – я просто запнулся за корягу. Вы же знаете, что они не в моем вкусе! – взвывает Вячеслав, надевая штаны.
По дороге валяются мелкие лоскутки ткани, с ними заигрывает ветерок. Кляксы на дороге и капли на подорожнике указывают на недавнее побоище. Я собираю разорванную форму и порванную одежду берендеев – понятно, что раздеваться некогда, но одежда-то причем?
Под широкими листами лопуха я спрятал комок из разноцветных тряпок. Пока поднимался из оврага, то заметил, как под мотоциклом переливалась радужной пленкой свежая лужа.
– Ребята, а у нас тут неприятность, – говорю я, показывая на простреленный бензобак мотоцикла.
Вторая шальная пуля не задела берендеев, но всё-таки попала в «медведя». Как кровь из пробитого сердца сочатся желтые капли бензина.
– Дальше поедем на машине! – Иваныч поднимает с земли брошенную фуражку и, слегка отряхнув, водружает на кудрявую голову.
– Как на машине, а мотоцикл? – Вячеслав застывает с открытым ртом, не завязав второй кроссовок.
– Нужно чем-то пожертвовать. Ничего с ним не будет! Откатите в лесок и живо в машину. Фуражку тоже накинь! – Иваныч мотает головой Вячеславу и потом поворачивается ко мне.– А тебе особое приглашение нужно? Хватай рюкзаки и на заднее сиденье! Пулей!
Меня не надо долго упрашивать, залезаю следом за похудевшими рюкзаками в душное нутро машины. Вячеслав гладит по баку мотоцикл, и со злостью швыряет шлем в кусты. Слегка выпустив пар, поднимает с земли фуражку.
Мы быстро откатываем «медведя» в хвойно-березовый лес, который стоит по другую сторону дороги от канавы с мертвыми перевертнями. Закатываем за большую ель и забрасываем ветками – с дороги не видно, а ягодно-грибная пора ещё не наступила, так что постоит до нашего возвращения. Если оно состоится, конечно.
В заурчавшей машине обнаружились сигнальные жакеты, которые дополнили маскировочный наряд. Если сильно не приглядываться, то вполне сойдем за экипаж ДПС. Штрафов не наберем, но будем менее заметны для окружающих. Всегда замечал, как люди отводят глаза, когда милицейская машина проезжает мимо. Отворачиваются, словно подсчитывают грешки.
Иваныч выворачивает руль, мы двигаемся дальше. Вячеслав горько вздыхает и не отрывает взгляда от бокового зеркала, пока мы не ныряем за очередной поворот. Ели машут нам вслед пушистыми лапами.
– Не вздыхай, ничего с ним не случится! Такой приметный не пропадет из виду, – Иваныч кидает взгляд на пригорюнившегося Вячеслава.
– Да не пропадет целиком, а частями замучаешься собирать потом по местным доброхотам! И не трави душу, Иваныч, Федя потом харакири сделает, когда узнает, что бросили мотоцикл на растерзание! – Вячеслав вздыхает. – Эх, самого бы Федю увидеть, а мотоцикл и новый можно собрать. По старым чертежам.