— Что?! — охренел Блок.

— А… — небрежно махнул здоровой рукой Гамильтон. — Это все их средневековые обычаи. Плен по традициям Японии – позор. Лучше смерть, чем плен. Раньше так было. И для женщин тоже. Она – женщина-буке – воинского сословия. В случае угрозы пленения она должна защищать своего господина, — Гамильтон кивнул на генерала. — Если же все становится крайне плохо, то помочь тому умереть, если он не в состоянии сам совершить самоубийство. А потом убить себя.

— Что за бред?! — воскликнул шокированный Александр.

— И не спрашивайте, — покачал головой Гамильтон. — Но это их традиции. И невежливо их не соблюдать. Вы забрали ее кинжал. Верните его девушке. В конце концов, это даже познавательно. Я никогда не видел, как сами себе перезают горло.

— Это правда? — слегка осипшим голосом спросил Александр у генерала.

— В общих чертах, — глянув с нескрываемым пренебрежением на сэра Гамильтона, ответил Тамэмото Куроки. — Норико воспитывалась в старых традициях и очень серьезно к ним относится.

Александр подошел к ней и, взяв за плечи, поднял с колен. Заглянул в глаза и ужаснулся. Там была какая-то отрешенность… пустота… Мысленно она уже была мертва.

— Вы дадите ей разрешение? — спросил Блок у генерала.

Тот молча кивнул. И Норико что-то тихо залопотав, чуть отстранившись, осторожно, чтобы не спровоцировать бойцов, достала мешочек с монетами, который, поклонившись, протянула ему.

— Верните кинжал, — тихо произнес генерал. — Для нее это ОЧЕНЬ важно. Там, — кивнув на мешочек, — все ее личные накопления и украшения. Она просит продать ей кинжал, понимая, что он ваш трофей.

Александр повернулся и вновь взглянул на эту девушку. И у него что-то сжалось внутри. Убить ему было несложно. В бою. Врага. Но участвовать в этом дурацком ритуале он не мог, даже косвенно. Как он будет жить дальше с пониманием того, что из-за него такая милая девушка перережет себе горло? Такая дикая и буйная тогда… и такая тихая и смиренная сейчас… Блок чуть подался вперед и вдохнул аромат ее волос. Снова отмытых от побелки и пахнущих чем-то очень приятным… Он не мог, просто не имел права позволить ей умереть. Безумное. Глупое. Иррациональное чувство накрыло его.

— Проклятье… — прорычал он.

— Что вы говорите? — переспросил Гамильтон, но Александр его проигнорировал.

— Генерал, как глава рода вы вправе решать ее судьбу?

— Да.

— Тогда я прошу у вас ее руки.

— Это глупо, — едва заметно усмехнувшись, ответил Куроки.

— Я офицер, дворянин и я хочу, чтобы она жила, — медленно, по словам произнес Александр.

— Зачем? — удивился Куроки. — После смерти она переродится и начнет жить заново. Если сделать сейчас все правильно, то ее новая жизнь будет более светлой и радостной, чем эта. Такова ее судьба.

— Ее судьба – я. Иначе бы вон, Печкин, ее пристрелил четверть часа назад. Или там, в особняке, кто-то из моих бойцов. Если бы судьба хотела ее смерти, то она бы уже умерла. Вы понимаете?